В виде предложения к рассуждениям по вопросам морской тактики были напечатаны прения по его лекция о тактике и ответы Макарова на выступления различных лиц, в частности резкие выступления против неправильных высказываний Рожественского. Интересно было выступление лейтенанта Беклемишева, который подчеркнул неоспоримый факт, что многое предложенное в разное время адмиралом и высказанное им раньше начинает, спустя лишь несколько лет, предлагаться и пропагандироваться за границей выдающимися иностранными моряками и возвращается иногда к нам с присвоенным этим идеям иностранным именем.
Как пример были приведены вопросы непотопляемости судов, разбор боевых средств корабля, выработка наилучшего типа корабля и т. д.
Беклемишев предложил внимательнее относиться к предложениям вице-адмирала и смотреть на них, как на заказ тактики, на что Макаров скромно ответил, что он очень тронут высказываниями «вследствие малой привычки слышать доброе слово».
Не прекращая научно-исследовательской работы, Макаров, после «Рассуждений по тактике», выступил с предложением двадцатилетней судостроительной программы на 1903–1923 гг., в которой хотя и допускал принципиальные небольшие ошибки, но вместе с тем исключительно правильно и сильно отстаивал свой взгляд, что соединение флотов России всех морей практически для войны невозможно, что
Макаров неплохо разбирался в вопросах политики, например, он тогда еще писал:
«Недоразумения с Японией будут из-за Кореи или Китая.
Японцы считают, что их историческое призвание поднять желтую расу… Всякое наше влияние на Китай или Корею они считают вмешательством в свои дела, а потому повод к разрыву можно найти во всякое время.
Чтобы этого разрыва не случилось, нужно иметь на Дальнем Востоке флот значительно более сильный, чем у Японии, и быть готовым к военным действиям во всякую минуту.
Разрыв последует со стороны Японии, а не с нашей … Успех Японии возможен лишь при условии недостаточности нашего флота, если же наш флот будет в состоянии командовать морем, то Япония будет совершенно бессильна что-нибудь сделать»11.
А касаясь специально военно-морской части, он замечательно правильно подчеркивал: «Чтобы решать, какого типа и сколько судов необходимо нам иметь на Дальнем Востоке, надо составить и разработать план действий или даже несколько планов» и далее… «Всякое военное судно строить для войны и боя. Проектируя его, надо прежде всего иметь в виду эту цель, а потом уже все остальные качества, в том числе и комфорт, которому теперь отводится неподобающее место».
Надо сказать, что эти пожелания, как и многие другие, остались в некоторой части правильными и для нашего времени.
Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 190.↩
Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 199.↩
«Морской Сборник», № 1–2, 1916 г.↩
Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 225.↩
Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 241.↩
Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 241.↩
Акт комиссии Бирилева (Врангель, Ф. Ф. ч. II, стр. 323–324).↩
Врангель, Ф. Ф., ч. II, стр. 402.↩
Там же, стр. 404.↩
«Рассуждения по вопросам морской тактики» § 15, «Морской Сборник» № 1–2, 1916 г.↩
Врангель, Ф. Ф., ч. II, стр. 443–444.↩
Макаров на посту главного командира Кронштадтского военного порта
В 1899 г. Макаров получил назначение на должность командира Кронштадтского порта. Несмотря на огромные масштабы работы, большие права и власть, боевой, деятельный адмирал, однако, все время думал о делах на Востоке. Он стремился всеми силами стать во главе Тихоокеанского флота, подготовить его к войне и разбить японцев на море.
Но командование возглавлялось бездарными, раболепствующими перед царем адмиралами.
Макарова же и не собирались посылать. «Меня пошлют, — говорил он, — туда, когда дела наши станут совсем плохи, а наше положение там незавидное».
Но даже с такими гнетущими мыслями Макаров с рвением принялся «наводить порядок» в Кронштадте.
Как полный хозяин города и флота, Макаров вникал во все, даже мелочные дела, и давал отчетливые короткие распоряжения и указания.
Очень хорошо о его службе сказал историограф Штаба 2-й Тихоокеанской эскадры Семенов:
«Служить с адмиралом было нелегко. Приходилось частенько недоедать и недосыпать, но в общем — жилось хорошо.
Отличительной чертой его нрава (которою я, как строевик, не мог не восхищаться) являлась вражда ко всякой рутине, ко всякой канцелярщине и, положительно, ненависть к излюбленному приему столоначальников и делопроизводителей «гнать зайца дальше» — т. е. во избежание ответственности за самостоятельное решение вопроса, сделать на бумаге (хотя бы наисрочнейшей) соответственную надпись и послать ее куда-нибудь в другое место «на заключение» и «для справки».1