Адам в Аду

А когда понял, голова Илюхи засветилась вдруг. Белым и серебряным, все сильнее. Кривцов не мог оторвать взгляда от этого сияния.

Жанна звонила в скорую, потом тормошила его.

Но Кривцов и без нее знал, что надо делать. Он вернулся в свою комнату и долго глядел на снег — белый и чистый, как нейрокристалл Илюхи. Совершенный нейрокристалл. То, к чему он так долго шел.

Кривцов дрожал от предчувствия сбывшейся мечты.

Скорая приехала быстро, два рослых санитара отнесли Илюху в машину. Кривцов сбежал следом.

Дальнейшая суета не оставила ничего в памяти Кривцова. Больница, приемный покой. Черепно-мозговая травма. Скоропостижная смерть. Илюху толкнули с нечеловеческой силой, а он неудачно упал на торчащий из дверного косяка гвоздь. Кривцов все хотел попросить Андрея забить. Но не успел.

Кривцов что-то кричал, доказывал, убеждал, прежде чем его проводили снова в машину. Сам, отобрав шприц у санитара, ввел сыворотку, предотвращающую изменения в головном мозге.

Чистяков, его святая святых — лаборатория, стерильная чистота.

— Я сам! — собственный крик.

Юноша, очень похожий на Чистякова, молчаливо возник перед ним с рюмкой в руке. Сын, вспомнил Кривцов. У Чистякова есть сын. Раньше он был студентом и заглядывал Кривцову в рот, а сейчас — копия отца. Смотрит свысока, ухмыляется снисходительно.

Кривцов уловил сильный запах валерьянки. Выпил.

— Это был мой… друг, — пояснил он уже спокойнее.

Чистякова натянул перчатки и бросил на Кривцова холодный взгляд:

— Успокоился? Если хочешь, оставайся. Будешь ассистировать. Оденься.

Чистяков-младший проводил Кривцова в ординаторскую.

Кривцову выдали бахилы, халат, маску, перчатки и головной убор. Велели убрать волосы. Весь затянутый в белое, Кривцов вышел к Чистякову и следил, как тот уверенными движениями освобождает мозг Илюхи от всего лишнего.

— Возьми образец на ДНК, — распорядился он, и Кривцов собрал немного крови в пробирку.

Сунул было нос в раствор. Чистяков усмехнулся:

— У меня раствор чистый, не сомневайся.

Наконец мозг погрузили в автоклав, Чистяков принялся регулировать настройки, а Кривцов смотрел и видел сияние. Оно преследовало его весь день — в машинах, больницах. Оно освещало Кривцову путь и придавало сил.

И теперь светило сквозь полуприкрытые веки. Все-таки он очень устал за последние дни…

— Саша! Потерпи немного… осталось чуть-чуть…

Где-то тут была лаборатория. Совсем недалеко. В это смутное время ее должны держать открытой…

Левченко не помогал. Он повис мертвым грузом, вцепился судорожно в плечо Кривцова, неудобно, словно задушить хотел. Большой, весом с двух Кривцовых. А на губах — красная пена. Похоже, легкое задели.

— Потерпи, Саша!

Лаборатория нашлась, наконец. Кривцов ввалился внутрь. Навстречу выскочил тощий человечек, суетливый, с писклявым голоском, все пытался выспросить, что ему нужно.

Кривцов достал удостоверение.

— Я сотрудник института мозга. Мне нужна лаборатория. Он не жилец с такой раной…

Человечек выпучил глаза на удостоверение. Кривцов втащил Сашку мимо него в приемную. Человечек очнулся, бросил Кривцовскую корочку на стол. Там она и осталась — Кривцов забыл ее там, а потом его уволили, и возвращаться стало незачем.

Человечек распахнул перед ним дверь лаборатории, помог дотащить Левченко до стола. Кривцов взглянул в обезумевшие от боли глаза друга. Голубая радужка в обрамлении красноты. Он хотел, видимо, что-то сказать, но изо рта с хрипом и пузырями вырывался только воздух.

— Все в порядке, Саша, — говорил Кривцов. — Скоро ты станешь бессмертным.

Ультразвуковой скальпель прорезал кость как теплый нож — масло. Левченко всхлипнул, судорожно шевельнулся и затих.

Кривцов проснулся от собственного крика. Он чувствовал себя как тогда — вымотанным настолько, что, казалось, это его сейчас прошили. Он полулежал в подсобке, между стеллажом с оборудованием и грудой грязных халатов.

К чистым, стало быть, погнушались отнести.

Кривцов поднялся, цепляясь за стеллаж. Голова кружилась. Ноги не держали. Он вышел из полутьмы на свет лаборатории и зажмурился.

Чистяков поднял глаза от микроскопа.

— Проснулся? Держи своего клиента.

На столе рядом с ним лежала коробка с кристаллом. Кривцов поднял крышку. Заранее прищурился, спасая глаза от света.

Сначала он ничего не увидел. Повернулся к Чистякову, чтобы сказать, что он думает о таких шутках, но за окном показалось солнце и осветило содержимое коробки.

Темно-серый кристалл в черных прожилках. Большое болотное пятно в том месте, где в череп вошел гвоздь. Видны попытки подретушировать дефект, но не слишком удачные.

Кривцов поспешно достал кристалл и перевернул, чтобы рассмотреть снизу. Дно кристалла было багровым. Центр алел огнем, этот огонь проступал изнутри и придавал сходство с тлеющей головешкой.

Кристалл несостоявшегося бога.

Кривцов повернулся к Чистякову.

— Ты понимаешь, что ты наделал? — спросил он тихо.

— Прошил то, что ты мне привез, — сказал Чистяков.

— Это не он.

— Уверяю тебя, Веня, это он. И, знаешь, в нем даже есть определенная эстетика…