Через пятнадцать минут он уже был в салоне подержанных автомобилей. Сергеич — пожилой, усатый, с выдающимися бровями, вышел ему навстречу. Несмотря на сутулость, он был очень высок — общаясь с ним, Бладхаунду приходилось задирать голову. Настоящий бизнес Сергеича состоял в отмывке и продаже нейрокристаллов — все образцы тщательно проверялись на ДНК, и, если информации о носителе в базе не было, каждому кристаллу придумывалась история. На счету Сергеича было множество кристаллов известных писателей, политиков и артистов, и только немногие знали, что носители этих сокровищ при жизни ничем особенным не отличились.
На заре карьеры ищейки Бладхаунд напоролся на один такой кристалл. Благодаря упрямству и врожденному нюху на мухлеж Бладхаунд отыскал Сергеича, а благодаря молчаливости и нежеланию совать нос в чужие дела быстро заслужил его уважение.
— Приветствую, — сказал Бладхаунд, пожимая протянутую руку, жилистую и измазанную машинным маслом.
— И ты здравствуй! — ответил Сергеич густым голосом. — Решил продать, наконец, свою ласточку?
— Нет. Помощь нужна. Эвакуатор и три машины шестилетней давности. До утра.
Сергеич почесал в затылке.
— Погоди минутку, Ыгдымбека кликну. Ты пока пройдись, у меня тут всякое есть.
В салоне и впрямь было всякое. Бладхаунд прошел по всей площади, заглянул в подвал, где хранились запчасти и разбитые автомобили, сверился с фотографией и, наконец, выбрал. Ыгдымбек оказался субтильным молчаливым парнишкой с восточными чертами лица. Он не задавая вопросов вывел автовоз, погрузил на него два целых и один разбитый автомобиль и отправился по указанному Бладхаундом адресу.
Свалка встретила Бладхаунда не столь радушно. Здесь было царство вечной сырости, бродячих собак и устойчивого запаха жженой резины.
Местный обитатель очень не любил, когда его звали бомжом, поэтому Бладхаунд называл его «хозяином». Других хозяев у свалки не было, поэтому титул никто не оспаривал.
Хозяйский дворец разместился в кузове, когда-то принадлежавшем компании со сложным немецким названием. Теперь кузов, отдельно от фуры, стоял на попа на свалке. Внутри было все обустроено — насколько позволяли условия: газовая горелка, свечи, два разнокалиберных кресла и колченогий столик. Хозяин любил уют.
— Бладхаунд! — обрадовался Хозяин, когда Бладхаунд возник перед ним с подношением. — Опять чьи-то мозги потерял?
— Почти угадали, — сказал Бладхаунд.
— С теми-то, старыми, что сделал?
— Продал. Я к вам приезжал, за помощь благодарил. Помните?
Хозяин аккуратно налил стакан и хитро прищурился:
— Хорошо, сталбыть, благодарил, раз не помню. Чего надо-то?
Ыгдымбек опустил старенькую «шкоду» рядом с побитой «маздой» и вопросительно посмотрел на Бладхаунда.
— Развернуть немного, — Бладхаунд сверился с фотографией. — Поближе поставь. Да, так. А эту раму передвинуть.
— Рама алюминиевая, — сказал Ыгдымбек тихо. Это были его первые слова, услышанные Бладхаундом.
Бладхаунд посмотрел на него.
— А на фотографии — пластик, — объяснил Ыгдымбек. — Я знаю, я такие ставил.
— Это неважно, — ответил Бладхаунд.
Ыгдымбек кивнул.
— Спасибо, — сказал Бладхаунд. — Езжай домой. Сюда возвращайся к семи утра. К этому времени я управлюсь.
Ыгдымбек снова кивнул, задребезжал автовозом и уехал.
Бладхаунд посмотрел на дело рук своих. На пустыре красовалась баррикада, точь-в-точь как та, на которой когда-то оказался застрелен Разумовский. Одинокий фонарь освещал груду разнообразного хлама — четыре автомобиля, среди которых и серая Бладхаундова «Тойота», беспорядочно стояли перед нагромождением оконных рам и мебели.
Аудиозапись готова.
Осталось ждать.
Бладхаунд отошел к дереву на краю пустыря. Отсюда было прекрасно видно всю инсталляцию.
Ничего не происходило. Бладхаунд усомнился в том, что Разумовский говорил серьезно. А может, струсил. Или забыл. С неба посыпалась крупа.
Бладхаунд ждал.
Часа через два после полуночи Бладхаунд заметил тень и услышал легкий хруст снега. Осторожно он двинулся следом. Разумовский шел прямо к баррикаде. Вот он встал, схватился за голову, потряс ею, словно боролся с наваждением.
— Бладхаунд! — закричал он. — Сука! Где ты?
Бладхаунд включил аудиозапись и по всему пустырю раздался усиленный мегафоном голос, замолчавший шесть лет назад:
— Выходите по одному! Вас не тронут, если вы не станете оказывать сопротивление!
— Черта с два! — закричал Разумовский. Он подбежал к нагромождению хлама и ловко вскарабкался наверх. Нейрокристалл вел его по накатанной дорожке памяти. — Мы станем оказывать сопротивление, потому что все, что вы говорите — ложь! Ложь, что моих людей отпустят с миром! Ложь, что бессмертие будет отменено! Оно останется для паршивых правительственных сук! А я требую его для всех!
— Спуститесь, и мы начнем переговоры. Мы не хотим применять силу.
— Силу? — Разумовский захохотал. — Да попробуйте только применить силу! Давайте, убейте нас, безоружных, на глазах у всего мира, вы все равно…
Разумовский не закончил пламенной речи и упал Бладхаунду на руки. Выждав положенную паузу и так и не услышав продолжения, холодный голос из прошлого прогремел:
— Мы открываем огонь!