Адам в Аду

— Это зависит от многого. Экстракция личности запрещена, следовательно, нейрокристалл изымается и отправляется на экспертизу, а память внимательно анализируется. Понимаешь, такого субъекта, как носитель кристалла, не существует, поэтому и лицом, совершившим преступление, он быть не может. Это состав преступления и вещественное доказательство в одном флаконе. Поэтому появление подобного объекта — это отдельное дело, подлежащее расследованию. А почему ты спрашиваешь?

— Я хочу понять, что будет с таким носителем, если он совершит преступление.

— Разберут, проанализируют память чтобы выявить сообщников. Возбудят дело об экстракции и будут искать виновника. Если не найдут — закроют оба дела. Если найдут — посадят за экстракцию, да еще добавят за совершенное носителем.

— Кристалл уничтожат?

— Самое смешное, что нет. Носитель — робот — не считается по нашим законам человеком. Это вещь, и обойдутся с ним как с вещью. Подержат до суда и вернут владельцу. Что ты киваешь? У меня такое ощущение, что тебе что-то известно.

— Не наверняка.

— Предположи.

— Разумовский.

— Что?

— Клинику Бражникова поджег Разумовский.

— Тот самый?

— Да.

Маша долго смотрела на него, потом сказала:

— Ищейка, ты знаешь, о чем говоришь. Ты меня тогда очень выручил с Савицким, и теперь тебе вроде как нет резона шутить… Но откуда ты знаешь?

— Я не выдаю свои источники, — сказал Бладхаунд. — Я дал тебе версию. Проверяйте, у вас больше возможностей, чем у меня.

— Ты никогда ничего не делаешь просто так, — глаза Маши сузились.

— Кристалл, — сказал Бладхаунд. — Мне нужен кристалл. И огласка.

— Если ты прав, — усмехнулась Маша, — огласка будет.

Маша жила на самой окраине города. При подъезде к кольцевой начались пробки.

— Там авария, — сказала Маша, выглянув в окно. — Похоже, мы надолго застряли.

Она оказалась права. Бладхаунд оценил положение — со всех сторон плотно стоят. Деваться некуда.

Стрелка подбиралась к половине второго. Еще есть шанс успеть к Стогову. Правда, небольшой.

Когда Бладхаунд остановился перед Машиным подъездом, она крепко спала. Он разбудил ее.

— Держи меня в курсе, — попросил он.

Маша кивнула, зевнула, прикрывая рот ладонью, и скрылась за дверью.

Бладхаунд запросил у навигатора адрес Стогова.

Он опоздал на сорок минут. Стогов сам открыл дверь. Стоя на пороге мастерской и сквозь застилающий глаза пот вглядываясь в лицо внезапного посетителя, он выглядел совсем не так, как в гостиной Януша. Щеки покраснели, лицо довольного жизнью сибарита напряжено, крупное тело надежно упаковано в безразмерный белый халат.

— Это ты! — наконец признал он, вытирая руки о полотенце, висящее у стены. — Я уже начал волноваться! У меня тут клиент…

— Пробки, — пояснил Бладхаунд.

Стогов снял халат, бросил его на спинку кресла, прикрыл дверь, из-за которой доносились шум, лязг и крики, и повел его в жилую часть дома. Он снова превратился в радушного хозяина, у которого нет других забот кроме выбора вина к обеду.

— Я не могу надолго отойти, — сказал он, провожая гостя в жилую зону. — Клиент у меня. Свалился на голову нежданно-негадано. Решил кое-что поменять в заказе. Но и без чашечки чая не могу тебя оставить. Олеся, ты мне нужна!

В просторной гостиной две женщины были заняты уборкой. Одну из них — экономку Стогова — Бладхаунд узнал. Вторая была ему незнакома.

Стройная, светловолосая. Красивая. Темно-синее платье горничной очень шло ей. Она подошла по знаку Стогова и замерла в паре метров от Бладхаунда.

— Олеся, это Блад, мой друг. Займи его тут на полчасика. И смотри у меня, заскучает — голову снесу!

Стогов потрепал Бладхаунда по плечу и вышел.

Бладхаунд остался с Олесей.

— Позвольте предложить вам чаю? — сказала она.

— Пожалуй, — согласился он.

Девушка вышла и тут же вернулась с подносом. Две чашки, чайник, сахарница, блюдце с лимоном, тарелка со сладостями. Видимо, экономка приготовила все заранее. Олеся разлила чай.

Бладхаунд устроился на диване, пил чай и разглядывал девушку. Она поднесла чашку к губам и улыбнулась, заметив взгляд Бладхаунда.

— Это любимый чай Артемия Сергеевича, — сказала она.

— Хорош, — ответил Бладхаунд.

— Берите кексы. Марина Петровна сама печет. Они чудо как хороши.

— Спасибо.

Несколько минут посидели в тишине.

— Вы немногословны.

— Увы.

— Говорят, молчаливые мужчины очень страстные. Что вы на это скажете?

Она придвинулась ближе.

— Возможно, — равнодушно бросил Бладхаунд.

Она поставила чашку.

— Вы прямой человек, — улыбнулась она. — Тогда и я скажу прямо. Артемий Сергеевич любит, когда его гостям хорошо. Я могу сделать вам очень хорошо.

Бладхаунд усмехнулся.

— Не надо.

— Да что вы говорите? — Она подняла брови.

Бладхаунд оценивающе оглядел ее. Она соблазняет его — по собственной воле или по научению хозяина? Бладхаунд несколько секунд колебался — не поддаться ли. Олеся была уже совсем близко, он чувствовал ее дыхание на своей щеке.