Ада, или Отрада

Эти приготовления протекали в таком медленном, невыносимо упоительном ритме, что умиравший во сне Эрик и умащенный Ван, трепещущий от низменного желания на рококошной кушетке (в трех верстах к югу от Бедфорда), не могли себе представить, как эти три молоденькие леди, внезапно лишившиеся одежды (хорошо известный онирическо-эротический прием), все еще ухитрялись длить прелюдию, удерживая меня на самом краю разрешения. Я лежал навзничь и чувствовал себя вдвое больше, чем когда-либо (сенильный нонсенс, сообщает наука!), когда наконец три пары нежных ручек попытались деликатно насадить la gosse, эту дрожащую Ададу, на устрашающего вида инструмент. Из-за глупой жалости – редко посещающее меня чувство – моя твердыня пошатнулась и поникла, и я увлек девчонку на пир с персиковыми тартинками и сливками. Египташки сперва приуныли, но очень скоро вновь оживились. Я потребовал, чтобы все двадцать камелий дома (в том числе сладкогубая, с лоснящимся подбородком милашка) предстали перед моей воскресшей персоной. После тщательного осмотра, расточив щедрые похвалы их бедрам и шейкам, я выбрал золотистую Гретхен, бледную андалузку и черную красавицу из Нового Орлеана. Набросившись на них, как пантеры, служанки не без лезбийского пыла напудрили молодые тела и оставили трех довольно меланхоличных граций в моем распоряжении. Полотенце, данное мне, чтобы отереть пот, пленкой покрывавший лицо и щипавший глаза, могло быть и почище. Я прикрикнул, я заставил строптивую створку распахнуться настежь. В грязи закрытой для проезда недостроенной дороги застрял грузовик, и его стоны и рывки рассеяли странное уныние. Только одна из девушек пронзила меня в самую душу, но я перепробовал всех трех, хмуро и неторопливо, «меняя лошадей на переправе» (как советовал Эрик), прежде чем каждый раз заканчивать в объятиях горячей ардиллюзийки, сказавшей мне, когда мы разлепились после самого последнего спазма (хотя судачить о чем-либо, кроме предметов эротических, строго запрещалось), что это ее отец построил бассейн в поместье кузена Демона Вина.

На том все и закончилось. Грузовик уехал или утонул, а Эрик был скелетом в самом дорогом углу кладбища Экса («Но, с другой стороны, все кладбища – экс», заметил как-то жовиальный «протестантский» духовник), между безымянным альпинистом и моим мертворожденным двойником.

Черри, единственный отрок в нашем следующем (американском) амуранте, шропширский паренек лет одиннадцати-двенадцати, выглядел так трогательно со своими медными кудряшками, мечтательными глазами и эльфийскими скулами, что двоица исключительно игривых куртизанок, развлекавшая Вана, в один из вечеров уговорила его попробовать мальчика. Их совокупные усилия, однако, не возымели действия на хорошенького катамита, изнуренного множеством недавно оказанных услуг. Его девичий крупик оказался прискорбным образом обезображен разноцветными отпечатками звериных когтей, шлепков и щипков; но хуже всего было то, что парнишка не мог скрыть острого расстройства желудка, отмеченного неаппетитными дизентерийными проявлениями, покрывавшими древко его любовника горчицей и кровью – следствие, очевидно, безудержного поедания зеленых яблок. Раньше или позже его пришлось бы прикончить или изгнать.

Вообще говоря, участие мальчиков следовало запретить. Великолепный французский амурант пришел в упадок после того, как граф Лангбургский обнаружил в нем своего похищенного сына, хрупкого зеленоглазого фавненка, которого осматривал ветеринар, тут же и пристреленный графом по ошибке.

В 1905 году «Виллу Венус» постигло два других несчастья. Особа, которой мы дали имя Ритков или Вротик, вследствие старческих недугов вынуждена была оставить Клуб без своего покровительства. Однако как-то ночью он неожиданно нагрянул, сияющий с виду, как пресловутое красно солнышко, но после того, как все без исключения служащие его любимого амуранта близ Бата впустую провозились с ним до того часа, когда ироничная Веспер взошла на будничном небе молочников, несчастный властелин половины мира сказал, чтобы ему подали «Розовую Книгу» и записал в нее строку, сочиненную некогда Сенекой:

subsidunt montes et juga celsa ruunt,

– а затем удалился, рыдая. Примерно в то же время одна почтенная лезбиянка, управлявшая «Виллой Венус» в Сувенире, чудесном курорте Миссури, собственными руками задушила (она была русской штангисткой) двух своих самых прелестных и ценных подопечных. Все это было довольно грустно.