Ада, или Отрада

К писательским и профессиональным снам примыкают «мрачно-безысходные» видения: пророческого уклона кошмары, таламические катаклизмы, зловещие загадки. Угроза нередко могла быть хорошо спрятана, и какое-нибудь невинное происшествие, если я его отмечал в своем дневнике и позднее возвращался к нему, только задним числом обнаруживало тот провидческий отпечаток, который Дунн объясняет действием «обратной памяти»; но сейчас я не намерен вдаваться в обсуждение сверхъестественного элемента, присущего снам, замечу лишь, что нам недостает некоего логического закона, определяющего допустимое число совпадений в данной области, в случае превышения которого совпадение перестает быть таковым и образует живой организм новой истины («Скажите, – спрашивает гитаночка Осберха двух мавров, Эль-Мотеля и Рамера, – каким в точности должно быть наименьшее число волосков на теле, чтобы его можно было назвать “волосатым”?»).

Между мрачно-безысходными и мучительно-чувственными снами я, пожалуй, помещу «млеко» эротической нежности и щемящего сердце очарования; случайные frôlements незнакомок на условных вечеринках, полуулыбки влечения или уступчивости – предвестники или отголоски тягостных и горьких снов, в которых череда отступающих Адушек исчезает в безмолвном укоре; и слезы, еще более жгучие, чем те, которые я проливал наяву, душили и обжигали бедного Вана и вспоминались затем спустя дни и недели в самые неожиданные моменты.

Неловко описывать эротические сны Вана в семейной хронике, которую могут раскрыть и очень юные читатели после смерти очень старого автора. Двух образчиков, более или менее прозрачных, будет довольно. В замысловатом расположении тематических воспоминаний и автоматических фантазмов Аква, изображающая Марину, или Марина, загримированная под Акву, прибывает с радостным известием для Вана: Ада только что разрешилась девочкой, которой он как раз собирался овладеть на жесткой садовой скамье, в то время как стоящий под сосной отец, а может быть и облаченная во фрак мать, пытается установить трансатлантическое соединение, дабы из Ванса немедленно прислали карету неотложной помощи. Другой сон, повторяющийся в своей неизменной и неудобосказуемой основе с 1888 года и до глубин этого века, содержал, по существу, тройственную и в некотором роде трибадийскую тему. Нехорошая Ада и распутная Люсетта нашли спелый, очень спелый кукурузный початок. Ада берет его за края, как свирель, и початок теперь оказывается свирелью; она проводит своими приоткрытыми губами вдоль инструмента, полируя его стержень, и пока она заставляет его испускать трели и стоны, конец этого органа исчезает во рту Люсетты. Прелестные и алчные юные лица сестер теперь приближены друг к другу – печальные и задумчивые в их медленной, почти апатичной игре; их языки, соприкасаясь, быстро, толчками, вытягиваются, как пламя, и втягиваются обратно; их распущенные волосы, бронзово-рыжие и бронзово-черные, чарующе смешиваются, а их лоснящиеся зады высоко подняты кверху, пока они утоляют жажду из лужи его крови.