Читаем Ада, или Отрада полностью

Мгновение восково-бледное лицо с ввалившимися щеками, вытянутой челюстью, крупным носом и маленьким круглым подбородком оставалось лишенным всякого выражения, но красивые, прозрачно-янтарные, выразительные глаза с трогательно длинными ресницами открылись. Затем по его губам скользнула улыбка, и он, не поднимая головы от накрытой клеенкой подушки (зачем клеенка?), подал руку.

Ван со своего кресла протянул конец трости, которую Рак ухватил слабой рукой и вежливо ощупал, приняв жест Вана за благонамеренное предложение помощи. «Нет, я еще не могу вставать», довольно отчетливо сказал он с немецким акцентом, который, вероятно, составит его самую стойкую группу мертвых клеточек.

Ван убрал бесполезное оружие. Стараясь держать себя в руках, он стукнул им о подножку своего инвалидного кресла. Дорофей поднял глаза над газетой и сразу вернулся к увлекшей его заметке: «Смышленый поросенок (из воспоминаний дрессировщика)» или «Крымская война: татарские партизаны вызволяют китайский взвод». Одновременно из-за дальней ширмы вышла миниатюрная сиделка и снова исчезла.

Станет просить, чтобы я передал записку? Отказать? Согласиться и не передать?

«Они все уже уехали в Голливуд? Пожалуйста, скажите мне, барон фон Виен».

«Я не знаю, – сказал Ван. – Полагаю, что уехали. Я действительно —»

«Потому что я отослал свою последнюю пьесу для флейты и еще письмо, адресованное всем членам семьи, но ответа не последовало. Меня сейчас вырвет. Я сам позвоню».

Миниатюрная сиделка на необыкновенно высоких белых каблуках выдвинула ширму, отделяя Рака от печального, легко раненного, зашитого, чисто выбритого молодого денди; Ван отъехал от загороженной койки и был увезен к себе деловитым Дорофеем.

Вернувшись в свои прохладные и светлые покои, за раскрытым окном которых летал слепой дождь, Ван на зыбких ногах подошел к зеркалу, приветственно себе улыбнулся и без помощи Дорофея лег в постель. Тихо вошла очаровательная Татьяна и спросила, не желает ли он чаю.

«Милая моя, – сказал он, – я желаю тебя. Взгляни только на эту дорическую колонну!»

«Если бы вы знали, – бросила она через плечо, – сколько похотливых пациентов оскорбляли меня – точно таким же образом».

Он написал Кордуле короткое письмо, сообщив, что с ним произошел небольшой несчастный случай, что он находится в апартаментах для поверженных князей в «Приозерном» госпитале, Калугано, и припадет к ее ногам во вторник. Затем он написал Марине, еще короче и по-французски, благодаря ее за чудесное лето. Это второе письмо он решил послать из Манхэттена в «Палас-отель Пизанг», Лос-Анджелес. Третье письмо он адресовал Бернарду Раттнеру, своему лучшему другу в Чузе и племяннику великого Раттнера. «Твой дядя человек самых честных правил, – писал он кроме прочего, – но скоро я разгромлю его в пух и прах».

В понедельник, около полудня, ему разрешили понежиться в шезлонге на лужайке, которую он уже несколько дней жадно озирал из своего окна. Потирая руки, доктор Фицбишоп сказал, что по заключению Лужской лаборатории мы имели дело с не всегда смертельными «аретусоидами», но теперь толку от этого мало, потому что несчастный учитель музыки и композитор не протянет на Демонии и дня, и как раз успеет на Терру, ха-ха, к тамошней вечерне. Док Фиц был пошлякъ, как таких людей называют русские, и в каком-то неясном противодействии Ван испытал облегчение от того, что не смог позлорадствовать над мученичеством жалкого Рака.

Раскидистая сосна укрывала Вана и его книгу своей сенью. Этот одинокий номер «Журнала современной науки» с трудной статьей Рипли «Структура пространства» он позаимствовал с полки, уставленной медицинскими пособиями, потрепанными уголовными романами и сборником рассказов Монпарнас («Rivière de Diamants»). Несколько дней Ван вникал в ее фальшивые формулы и схемы и теперь понял, что не успеет полностью разобрать их до завтра, когда он покинет госпиталь.

Горячий луч солнца добрался до него, и он, сбросив на землю красный том, поднялся из кресла. С возвращением сил образ Ады накатывал все чаще и настойчивей, как ослепительная и горькая волна, которая может накрыть с головой. Повязки и бинты с него сняли; ничего, кроме специального фланелевого жилета, тесно облегавшего торс, не стесняло его, и хотя жилет был из плотной ткани, он больше не защищал Вана от ядовитого острия Ардиса. Поместье Стрелы. Le Château de la Flèche, Flesh Hall.

Перейти на страницу:

Все книги серии Набоковский корпус

Волшебник. Solus Rex
Волшебник. Solus Rex

Настоящее издание составили два последних крупных произведения Владимира Набокова европейского периода, написанные в Париже перед отъездом в Америку в 1940 г. Оба оказали решающее влияние на все последующее англоязычное творчество писателя. Повесть «Волшебник» (1939) – первая попытка Набокова изложить тему «Лолиты», роман «Solus Rex» (1940) – приближение к замыслу «Бледного огня». Сожалея о незавершенности «Solus Rex», Набоков заметил, что «по своему колориту, по стилистическому размаху и изобилию, по чему-то неопределяемому в его мощном глубинном течении, он обещал решительно отличаться от всех других моих русских сочинений».В Приложении публикуется отрывок из архивного машинописного текста «Solus Rex», исключенный из парижской журнальной публикации.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Русская классическая проза
Защита Лужина
Защита Лужина

«Защита Лужина» (1929) – вершинное достижение Владимира Набокова 20‑х годов, его первая большая творческая удача, принесшая ему славу лучшего молодого писателя русской эмиграции. Показав, по словам Глеба Струве, «колдовское владение темой и материалом», Набоков этим романом открыл в русской литературе новую яркую страницу. Гениальный шахматист Александр Лужин, живущий скорее в мире своего отвлеченного и строгого искусства, чем в реальном Берлине, обнаруживает то, что можно назвать комбинаторным началом бытия. Безуспешно пытаясь разгадать «ходы судьбы» и прервать их зловещее повторение, он перестает понимать, где кончается игра и начинается сама жизнь, против неумолимых обстоятельств которой он беззащитен.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Борис Владимирович Павлов , Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Научная Фантастика
Лолита
Лолита

Сорокалетний литератор и рантье, перебравшись из Парижа в Америку, влюбляется в двенадцатилетнюю провинциальную школьницу, стремление обладать которой становится его губительной манией. Принесшая Владимиру Набокову (1899–1977) мировую известность, технически одна из наиболее совершенных его книг – дерзкая, глубокая, остроумная, пронзительная и живая, – «Лолита» (1955) неизменно делит читателей на две категории: восхищенных ценителей яркого искусства и всех прочих.В середине 60-х годов Набоков создал русскую версию своей любимой книги, внеся в нее различные дополнения и уточнения. Русское издание увидело свет в Нью-Йорке в 1967 году. Несмотря на запрет, продлившийся до 1989 года, «Лолита» получила в СССР широкое распространение и оказала значительное влияние на всю последующую русскую литературу.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века

Похожие книги

Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века

Все жанры