Читаем Ада, или Отрада полностью

С минуту Вана не покидала уверенность, что он все еще лежит в автомобиле, в то время как он находился в общей палате «Приозерного» госпиталя («Приозерный»!), между двух рядов по-разному забинтованных, бредящих, храпящих и стенающих мужчин. Осознав это, Ван первым делом возмущенно потребовал, чтобы его поместили в самую лучшую отдельную палату и доставили из «Мажестика» его чемодан и альпеншток. Вторым делом он потребовал, чтобы ему сказали, насколько серьезна его рана и как долго он будет прикован к постели. Третье его действие было связано с возобновлением поисков, составлявших единственную цель его визита в Калугано (визита в Калугано!). Новое обиталище Вана, в котором останавливались (проездом) страдающие разбитым сердцем короли, оказалось точной копией его гостиничных апартаментов, только в белом цвете: белая мебель, белый ковер, белый полог над постелью. Вставкой, так сказать, была Татьяна, неотразимая и гордая молодая сиделка с черными волосами и фарфоровой кожей. (Кое-какие ее позы и жесты и та гармония между шеей и глазами, которая составляет особую, еще не раскрытую тайну женской грации, странным и болезненным образом напоминали ему Аду, и он искал спасения от этого наваждения в мощном отзыве своего естества на прелести этой Татьяны, тоже ангела-мучителя в своем роде. Вынужденная неподвижность не позволяла ему играть с ней в кошки-мышки мультипликационных погонь и засад. Он умолял ее помассировать ему ноги, но Татьяна, испытующе взглянув на него своими серьезными темными глазами, поручила эту задачу Дорофею, здоровенному санитару, который мог вынести Вана из постели, как больного ребенка, обхватившего руками могучую выю. Когда Ван однажды изловчился похлопать ее по упругим ягодицам, она заверила его, что пожалуется, если он хотя бы еще раз повторит свою попытку «приударить» – как она, сама того не сознавая, весьма подходяще назвала его действия. Демонстрация его состояния с кротким прошением об исцеляющей ласке вызвала у нее лишь сухое замечание о том, что почтенные господа надолго попадают в тюрьму за такого рода вещи в публичных парках. Много позже, однако, она написала ему очаровательное и печальное письмо красными чернилами на розовой бумаге, но к тому времени вмешались другие чувства и обстоятельства, и ему не было суждено увидеть ее вновь.) Чемодан доставили из гостиницы без проволочек, но палку не нашли (теперь она, должно быть, поднимается на гору Веллингтона или, кто знает, сопутствует какой-нибудь леди в «ожинных» прогулках в Орегоне), и посему госпиталь снабдил его Третьей Тростью, довольно привлекательным, сучковатым, темно-вишневым предметом с деревянной ручкой крючком и твердой пятой из черной резины. Доктор Фицбишоп поздравил его с тем, что он отделался поверхностной мышечной раной, пуля слегка рассекла или, если он может так выразиться, оцарапала серратус, переднюю зубчатую мышцу. Док Фиц отметил впечатляющую способность организма своего пациента к быстрому заживлению и восстановлению сил и пообещал полностью избавить Вана от бинтов и дезинфекций дней через десять или даже раньше, при условии, что первые три дня он пролежит неподвижно, как бревно. Любит ли Ван музыку? Спортсмены обычно любят, разве нет? Если он пожелает, у его кровати поставят «Соноролу». Нет, Ван терпеть не может музыку, но не знает ли доктор, будучи завсегдатаем концертных залов, где найти одного местного музыканта по фамилии Рак? «Отделение номер пять», быстро ответил доктор. Ван решил, что это название какого-то музыкального опуса, и повторил свой вопрос: что если справиться в музыкальном магазине Харпера? Собственно, сказал доктор, Раки снимали дом в конце Дорофеевой дороги, рядом с лесом, но туда уже въехали другие жильцы. В пятом отделении лежат безнадежные больные. В придачу к тому, что у бедняги всегда была нездоровая печень и очень слабое сердце, в его организме нашли яд; здешняя лаборатория так и не смогла установить, какой именно, и теперь мы ждем заключения от специалистов из Луги, изучивших его диковинные лягушачьи фекалии. Если Рак сам себя отравил, то он молчит об этом, как рыба; но вернее всего, это дело рук его женушки, которая баловалась индо-андским вудуизмом и у которой только что в родильном отделении случился выкидыш, трудный случай. Да, тройня, как он догадался? Что ж, если Вану так не терпится проведать своего старого сотоварища, Дорофей доставит его к нему в инвалидном кресле, как только Ван будет в состоянии совершить эту поездку. Так что Вану стоит применить немного вуду, ха-ха, к собственной ране.

Перейти на страницу:

Все книги серии Набоковский корпус

Волшебник. Solus Rex
Волшебник. Solus Rex

Настоящее издание составили два последних крупных произведения Владимира Набокова европейского периода, написанные в Париже перед отъездом в Америку в 1940 г. Оба оказали решающее влияние на все последующее англоязычное творчество писателя. Повесть «Волшебник» (1939) – первая попытка Набокова изложить тему «Лолиты», роман «Solus Rex» (1940) – приближение к замыслу «Бледного огня». Сожалея о незавершенности «Solus Rex», Набоков заметил, что «по своему колориту, по стилистическому размаху и изобилию, по чему-то неопределяемому в его мощном глубинном течении, он обещал решительно отличаться от всех других моих русских сочинений».В Приложении публикуется отрывок из архивного машинописного текста «Solus Rex», исключенный из парижской журнальной публикации.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Русская классическая проза
Защита Лужина
Защита Лужина

«Защита Лужина» (1929) – вершинное достижение Владимира Набокова 20‑х годов, его первая большая творческая удача, принесшая ему славу лучшего молодого писателя русской эмиграции. Показав, по словам Глеба Струве, «колдовское владение темой и материалом», Набоков этим романом открыл в русской литературе новую яркую страницу. Гениальный шахматист Александр Лужин, живущий скорее в мире своего отвлеченного и строгого искусства, чем в реальном Берлине, обнаруживает то, что можно назвать комбинаторным началом бытия. Безуспешно пытаясь разгадать «ходы судьбы» и прервать их зловещее повторение, он перестает понимать, где кончается игра и начинается сама жизнь, против неумолимых обстоятельств которой он беззащитен.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Борис Владимирович Павлов , Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Научная Фантастика
Лолита
Лолита

Сорокалетний литератор и рантье, перебравшись из Парижа в Америку, влюбляется в двенадцатилетнюю провинциальную школьницу, стремление обладать которой становится его губительной манией. Принесшая Владимиру Набокову (1899–1977) мировую известность, технически одна из наиболее совершенных его книг – дерзкая, глубокая, остроумная, пронзительная и живая, – «Лолита» (1955) неизменно делит читателей на две категории: восхищенных ценителей яркого искусства и всех прочих.В середине 60-х годов Набоков создал русскую версию своей любимой книги, внеся в нее различные дополнения и уточнения. Русское издание увидело свет в Нью-Йорке в 1967 году. Несмотря на запрет, продлившийся до 1989 года, «Лолита» получила в СССР широкое распространение и оказала значительное влияние на всю последующую русскую литературу.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века

Похожие книги

Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века