Ком в желудке перешел в боль, которая донимала Сэм в напряженные моменты. Двое
докторов не могли определить причину. Один предложил отказаться от содовой, что даже
не рассматривалось, поэтому Сэм просто мирилась с надоедливой способностью желудка
предсказывать степень стресса.
– Не принимай близко к сердцу, Сэм. Все же знают, что будь она нормальной
матерью, то ее ребенок не оказался бы в логове наркоманов.
– Однако ей хватило духу назвать меня детоубийцей.
Из того, что ей доводилось слышать в свой адрес, это было больнее всего.
– Знаю. Она не раз серьезно угрожала, что примет меры, если ты выступишь в суде
против ее тунеядца-муженька на следующей неделе. Наверняка ты еще об этом услышишь
от начальства.
– Великолепно. – Она потерла живот, надеясь, что так ему станет легче. – Самое то,
что мне сейчас нужно.
– Прости. Ты же знаешь, что мы все стоим за тебя. Там была чистая стрельба.
– Спасибо, Гонзо. – Перехватило горло от чувств, которым Сэм не могла дать ходу.
Отметя их в сторону, она сказала: – Позвони, если найдешь что-нибудь существенное в
коттедже. Вчера я провела поверхностный обыск, но действовала впопыхах. Могла что-то
пропустить.
– Предоставь это мне. Дам знать, когда закончим.
Сэм сообщила ему телефон О’Конноров, чтобы Гонзо мог взять ключ от коттеджа, и
отсоединилась. Виляя в потоке машин, она подъехала к Капитолийскому холму за
несколько минут до встречи и, выскочив, побежала в здание Сената.
Фредди вышагивал по коридору перед офисом сенатора Стенхауза.
– Где ты была! Я уже собирался тебе звонить.
Его проницательные глаза заметили наряд вчерашней свежести и задержались на
лице Сэм.
– Всю ночь работала, не было времени переодеться, и да, я слышала о Дестини
Джонсон, – выпалила она. – Так что если что хотел сказать, можешь не беспокоиться.
– Как всегда, бессонная ночь творит чудеса с твоим характером.
– Брось, Фредди. Я и вправду не в настроении выдержать десять раундов с тобой.
– Что ты делала, работая всю ночь? И почему мне не позвонила? Я бы вернулся.
– Снова прошлась по квартире О’Коннора и его дому в Лисбурге.
Фредди поднял бровь:
– Одна?
– Со мной был Ник Каппуано. Он рассказал о коттедже в Лисбурге и свозил меня
туда. Так или иначе, я там ничего не нашла. У тебя с этим какие-то проблемы?
– У меня? - Фредди поднял руки в защитном жесте. – Никаких проблем, босс.
– Хорошо. Может, тогда пойдем?
– После вас.
– Неплохое местечко, – пробормотала она под нос, когда помощник сенатора указал
им на огромный угловой офис, по размеру втрое больший, чем у молодого сенатора от
Вирджинии.
Когда они вошли, Стенхауз, высокий, стройный, с седыми волосами и острым
взглядом ледяных голубых глаз, встал. Он отпустил помощника с приказом закрыть дверь.
– У меня очень тесное расписание, детективы. Что вам угодно?
– Детектив Круз, пожалуйста, запишите этот разговор с лидером меньшинства в
Сенате Уильямом Стенхаузом.
Она продиктовала время, дату, место и представила участников.
– Вам необходимо мое позволение на запись, – возмутился Стенхауз.
– Здесь или в участке. Решайте.
Он долгое мгновение сердито таращился на Сэм, потом жестом показал ей
приступать.
– Где вы были во вторник вечером между десятью вечера и семью часами утра?
– Вы же несерьезно.
Повернувшись к Фредди, Сэм спросила:
– Я серьезна, детектив Круз?
– Так точно, мэм. Уверен, что вы очень серьезны.
– Отвечайте на вопрос, сенатор.
Скрипнув зубами, Стенхауз пробуравил Сэм взглядом.
– Я был здесь до десяти-десяти тридцати, потом поехал домой.
– Куда?
– В Олд Таун в Александрии.
– После того как ушли отсюда, вы с кем-нибудь разговаривали или виделись?
– Моя жена дома в Миссури готовится к праздникам.
– Значит, надо понимать, «нет»?
– Значит, нет, - проворчал сенатор.
– Как вы относились к закону об иммиграции, который проводил сенатор О’Коннор?
– Бесполезный бред, – пробурчал Стенхауз. – У закона нет прочного костяка, и все
это знают.
– Забавно, нам говорили совершенно иное, правда, детектив Круз?
– Да, мэм. – Фредди открыл блокнот и прочел сделанное несколько дней назад
заявление президента, называвшего реформу по иммиграции самой важной частью
законодательства, предложенной за его срок президентства.
Взгляд Стенхауза мог прожечь дыру в младшем копе, Сэм прямо чувствовала этот
жар.
– Вас раздражали успехи сына Грэхема О’Коннора в Сенате?
– Вряд ли, - ответил сенатор. – Он для меня пустое место.
– А его отец? Он тоже для вас пустое место?
– Он был шипом, который сильно засиделся в Сенате.
– Как вы восприняли известие, что его сына убили?
– Как трагедию, - ответил Стенхауз в жалкой попытке изобразить искренность. – Он
ведь был сенатором Соединенных Штатов.
– И сыном вашего давнего соперника.
Тут его вдруг озарило.
– Он сказал вам, что это сделал я? Вот ублюдок! – Сенатор устремился к окну,