А также их родители

Но не надо вот этих лишних причиндалов, они вами манипулируют: просто наполните ванну и накидайте игрушек, сами никуда не уходите и – говорите, говорите Объекту, что ему надо делать, слегка намочите ладонью затылок, усадите его как в парикмахерской – отклонив голову назад, дайте ему шампунь, пусть сам вотрет в волосы, держите ему подбородок, медленно лейте воду – и говорите, говорите успокаивающим голосом о том, как хорошо пахнет голова у этого паршивца Хоррормена, а вот соседская Анька пусть так и орет, как резаная – она же девочка, что с нее взять, а мы, герои, ничего не боимся, и – держи голову назад, сиди смирно, не вертись, как Хоррормен, помнишь, как мы его помыли отлично? еще пять секунд и все, финиш! Что нам голову мыть – раз плюнуть, два чихнуть!

И вот ребенок чист и свеж, весел и горд, и вы почти плачете от счастья – потому что нет на свете ничего более трогательного, чем пахнущий мылом младенец в махровой простыне.

Возьмите платок и не раскисайте.

Эксперимент может сорваться в первый раз – терпение.

Не отступайте – просто будьте внутренне спокойны, как железобетон.

Помните, что сказал Ошо: если возможно приручить дикого льва ласковыми словами и вкусным мясом, что же мешает нам приручить таким же образом человеческие существа?

Чему они нас учат

По-моему, главное мое приобретенное полезное свойство – терпение.

Бог терпел и нам велел – очень высокая планка, людям не нравится, и щеки подставлять – да что же это такое, взять и шваркнуть так, чтобы больше не хотелось, и оно себя оправдывает.

А если выхода никакого нет – сидишь и терпишь. Вернее – ждешь. Пережидаешь.

Наденешь простое серое платичко, сверху передник, сядешь на пороге и чего-нибудь руками, чтобы время не зря текло – или орехи колешь и чистишь, или рис переберешь, или фасоли наломаешь, или кукурузы лущишь, или те же чистые орехи на нитку нанизываешь.

А еще можно все дырявые тряпочки перебрать и заштопать. А потом еще раз перебрать и выкинуть – прям вот так, штопаные.

Или в конце концов давно отложенную книжку почитаешь, но это же все просто время обмануть, а на самом деле ты сидишь и терпишь, пока время медленно проползет, и то самое, чего ты ждешь и ради всего терпишь, придвинется.

Больше время никак не ускорить, что ни делай, ни молитвами, ни уговорами, ни сам навстречу не пойдешь – дороги-то не знаешь, опять расправишь свой запачканный передник и думаешь: постирать или так сойдет.

И постепенно свернутая в тугой пульсирующий ком нетерпелка внутри успокоится, ослабнет, расправится и раскинется лавандовым полем в полнеба.

Все произойдет само собой, а ты только встречай – орехами, кукурузой, фасолью и книгами. И чистым передником, который можно уже снять и кинуть на стул.

А если бы не терпела и не ждала – оно бы тоже пришло, но откуда же взять тогда знание о терпении.

Сандро и музыка

– Сандро очень стеснительный, – выложила я перед сном папачосу наработанные за день умозаключения. – Надо его научить чему-нибудь такому, чтобы он стал первым парнем на деревне.

– Футбол? – предположил папачос.

Я напомнила, как наш сын ходил на футбол: тренер похвалил его физические данные и поставил в полузащиту на правый край. Пока вся команда рвала жилы за победу, наш поэтический юноша бродил по стадиону, засунув руки в карманы, и не делал ни одного лишнего движения.

– Пас! Пас держи! – надрывались соратники, Сандро вздрагивал, принимал мяч, точным ударом посылал его в сетку и… продолжал слоняться. Команда терялась между ликованием и бешенством – где это видано, чтобы у парня в футболе не было азарта?

– Ну не футболист он по призванию, – взмолился тренер. – Может, ему чем-то одиночным надо заниматься, например – теннисом!

Купили ракетку и мячи, нашли корты, послали играть, помечтали о кубке Дэвиса. Сандро флегматично постучал об стенку и вечером задумчиво снял с ракетки все поперечные струны.

– По-моему, девочки лучше всего клюют на гитаристов, – вспомнила я.

Небеса тут же подогнали написанное от руки объявление в подъезде: «Учу игре на гитаре. Классика, грузинский городской романс, рок-баллады».

– Для начала сойдет, – отрывая полоску с номером, малодушно решила я.

Пожилой испуганный преподаватель примчался в тот же вечер. Битых полтора часа он рассказывал нам о своих достижениях, переводя умоляющие глаза с вежливо кивающих родителей на угрюмого Сандро.

Принесли гитару, общую тетрадь и подставку для правой ноги.

– Извините, – церемонно начал первое занятие учитель Авксентий, – я бы хотел, чтобы вы присутствовали на уроке!

Я с сожалением оторвалась от компьютера и села слушать.

– «Гомес», – торжественно провозгласил Авксентий и сыграл нам прелестную пьеску. На лице у Сандро установилось сложное выражение, неописуемое словами. Я деревянно улыбалась, стараясь не ерзать, – классика, понятное дело.