А также их родители

Когда я был маленьким, я любил бегать. Во время бега я много раз падал и каждый раз бежал к маме.

Она обнимала меня, успокаивала, целовала в щеку.

Короче говоря, нет человека лучше, чем мама».

Так и вижу этого хитрого манипулятора, который насовал ожидаемых слов учителю, под конец выдохся и закруглил слезоточивое письмо.

Мечтаю о внуках. Мне много раз обещали, что они отомстят нашим детям. Неужели правда?!

Маменька форева

Звонит мама.

– Я недавно смотрела одну передачу, – решительно начала она; зачин обыкновенный, мама всегда или статью прочитала, или передачу видела – на мою голову. – Ужасные болезни вызывает долгое сидение у компьютера! Пожалуйста, выкинь эту заразу из дома и детей к ней близко не подпускай!

Я бы сегодня уехала к родителям.

Собрала бы темную затрапезную сумку, надела все, что помогает затеряться в толпе, волосы в хвостик, и молчала бы в купе до утра.

Утром в городке К. вышла бы на перрон. Все, как всегда, как все мои сколько-то лет.

Таксисты – небритые и полусонные, а может, и разговорчивый подвернется, я с ними заговорю с местным акцентом – чтобы не обольщались: не тбилисская фифа, не разведешь на бабки.

Сяду в пахнущую сеном и дешевыми папиросами машину, битую «шестерку», дверь с правой стороны не открывается, надо садиться слева.

И поплывут мимо пять километров, исхоженные бессчетное число раз.

Вот бывшая чайная фабрика, поросшая вся напрочь лианами.

Вот пошли эвкалипты, а по бокам – скукоженные чайные плантации в папоротниках.

Вот и река, через нее два моста – старый, потом новый.

Утром на дороге пустынно, ни людей, ни коров.

Земля сердито спит в ожидании весны, только мандарины всегда бодры и зелены.

Сейчас будет поворот – бывшая ферма справа, русская могила слева, вылетаем на прямую, скоро наш, окончательный поворот.

Надо водителю сказать, куда сворачивать – на втором повороте, так быстрее, хоть дорога хуже, но дом покажется сразу, стоит на пригорке.

Они еще не знают, что я приехала, наверняка еще спят.

Я заплачу водителю и постучу в ворота.

Беспородная собака с близко посаженными глазами вежливо безразлична, я с ней почти не знакома, но пусть полает, разбудит хозяев.

Зябко и сыро, и мама семенит в своем зеленом беретике, как французский летчик.

Я одна, без детей, и наваливается сразу весь груз – и неподъемной любви, и грусти, и радости, и страхов, и обид, и прощений, и все наше цветное кино с черно-белыми блоу-апами.

В доме тоже холодно, печка остыла за ночь, мама будет ее растапливать – медленно, обстоятельно, но в конце концов тепло пойдет по чугунным бокам, и зашипит чайник с ручкой, привязанной проволокой, – не живут тут чайники, хоть тресни, горят на работе.

Делать тут мне совершенно нечего, это мой простодушный рай, специальная тоска по детству и собирание нектара.

Я лягу на мамин диванчик, укроюсь колючим прожженным пледом – чистая шерсть зато! – на меня навалятся запахи с трудом любимого дома, и буду молчать, отвечая что-то тягучее, как здешний светлый мед из акации.

Не могу уехать.

Может быть, потом.

Когда зацветет примула под лавровишней.

Маменька моя – человек удивительный, дай ей Бог здоровья и сил на многие годы.

Уже много лет она собирает мне посылки и отправляет папу на вокзал договариваться с водителем маршрутки на предмет подвезти в столицу.

Представьте себе посылки: картонные коробки размера, к примеру, как из-под крупного пылесоса, наполненные до последнего кубического миллиметра всеми попавшимися на глаза дарами нашего поместья.

Киви, мандарины, апельсины, лимоны – послойно, утка – эпилированная лучшим образом, килограмма два особенной нашей капусты – листовой, толму заворачивать или так тоже можно, рагу делать, яйца с оранжевыми желтками – два лотка, как они доезжают – не спрашивайте, мама лучший в мире паковальщик, ну и муки кукурузной только из мельницы.

Иногда бывает вместо утки петух, иногда и то и то вместе, да еще и кролик.

Весь день я звоню водителю и допытываюсь, в котором часу его ловить.

Потом посылаю отряд силачей волочь коробки сюда.

А поскольку мама присылает все эти диверсионные материалы накануне наших дней рождений, то я в разгаре готовки.

И только разогнешься – опа, надо идти вниз и тащить коробки.

Прошлый раз было две, их тащил кормилец на горбу, я семенила рядом и страстно сопела носом – помогала.

Сегодня только закончила ачму, со стоном приготовилась рухнуть на пол, и – правильно, опа.

Мама, говорю я очередной раз, у нас нет лифта, чтоб тех, кто этот дом проектировал, черти грузчиками использовали.

Мама, умоляю я дрожащим голосом, такое тебе спасибо, что слов нет! Только поменьше коробочки присылай, мамулечка!

Мамулечка пропускает стоны мимо ушей и угрожающе говорит – в следующий раз пришлю тыкву! Кстати, там соты, вы их порежьте, а потом жуйте вместе с воском, это очень полезно для десен! И коробок мне еще пришлите, да побольше.

И сказать ровным счетом нечего, кроме миллиона благодарностей, чтобы это продолжалось много лет, и черт с ней, со спиной.

Саныч-философ