Необходимо усвоить «гениальность свободы» творчества А. С. Хомякова, но только в рамках Предания и исторического мировоззрения, свободного послушания христианским заповедям, отказа от либерального самовластия. Его опыт показывает, что для богословия одного благочестия недостаточно. Нужно изучать Предание во всем его объеме, но не выдавать свои мнения за норму и истину в последней инстанции. По слову апостола Павла, должны выявиться искусные, но при общем единстве и согласии в главном. Нужно отказаться от сознательного невежества в истории Церкви, Византийской и Российской империи, а также от бессмысленной терминологии, чтобы не только самим понять, что происходит и произошло, но и донести это понимание до народа. Православному мыслителю дается благодать понимания сущего и божественных замыслов о мире и людях, как это было присуще А. С. Пушкину, Ф. И. Тютчеву и Ф. М. Достоевскому. Перед русскими людьми стоит сверхзадача возрождения Российской империи на обломках либерального деспотизма.
С. М. Половинкин
Понимание монархизма А. С. Хомяковым и священником Павлом Флоренским
В 1916 году сначала в «Богословском вестнике», а потом отдельной брошюрой вышла работа Флоренского «Около Хомякова» – развернутая рецензия на работу В. З. Завитневича о Хомякове. Среди прочего Флоренский здесь разбирает отношение Хомякова к принципу монархизма. У Хомякова, по Флоренскому, народ превалирует над царской властью: «Русские цари (Романовы. –
Насколько же был справедлив Флоренский в таком истолковании Хомякова? Ответ на этот вопрос затруднен, ибо по этим темам славянофилам трудно было быть до конца откровенными, они не хотели показать себя диссидентами, хотя отчасти и были ими; мешает и завуалированность, многочисленность и разбросанность высказываний на эту тему не только у Хомякова, но и у других славянофилов.
В «Семирамиде» Хомяков различает в истории иранское и кушитское начала. Первое выражает себя в свободе, которая заключается в способности различения добра и зла и соответственно в осознании добра как цели «всякого дробного бытия»[296], сюда следует присоединить способность к творчеству. Со вторым сочетается «понятие о свободе творческого духа» (271). Для религий иранства характерно единобожие, где Бог понимается как Творец. Кушитское начало выражает себя в «тайном учении о необходимости» (194). Если символом иранства является «творение», то символом кушитства – «рождение», производительная сила: «Рождение представляет самому грубому уму неотъемлемую присущность необходимости, неволи, точно так же, как акт творения представляет самое живое и ясное свидетельство духовной свободы или, лучше сказать, воли (ибо свобода – понятие отрицательное, а воля положительное)» (188). Кушитство ведет к «признанию вечной органической необходимости, производящей в силу логических неизбежных законов» (442). Для религий кушитства характерен пантеизм, т. е. учение о «безличности Верховного Существа» (195). Кушитское начало господствует и в многобожии. В качестве примера Хомяков приводит «духовно нищие» буддизм и шиваизм. Таким образом, древние веры можно разделить на: 1) «поклонение духу как творящей свободе» (иранство); 2) «поклонение жизни как вечно необходимому факту» (кушитство) (276).