А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

В понимании политико-управленческих ограничений А. С. Хомяков по ряду позиций близок к британской политико-философской традиции. Он различает общество и государство, причем общество предстает у него как живой «иранский» организм, а государство нередко как мертвый «кушитский» механизм. Однако, в принципе, государство полезно и не должно быть таким механизмом. «Государство, внешнее выражение живого народного творчества, охраняет его от всякого внешнего насилия, от всякого внутреннего временного потрясения»[1427]. Монарх у него не главный чиновник, а выразитель общественной воли. Философ отрицает количественную механику формальной демократии, но видит источником политической власти народ. Бюрократия ограничивает народ и монарха, разделяя их, она чужда русскому духу. Власть позитивна лишь тогда, когда она обязанность, долг, тягота, подвиг, и негативна, когда она привилегия и право. В последнем случае власть разлагает и правителей, и народ. Самодержавный царь ограничен церковью и народом, пределами их понимания и мировоззрения, абсолютизм (с Петра I) сломал эти социальные ограничения, но стал рабом ограниченности не органической, а внешней, материальной. Народ в России отдает власть лишь по нежеланию властвовать, ради сохранения своей духовной свободы. Поэтому для России органична самодержавная государственность в сочетании с духовной свободой, а для Запада – либеральная государственность и духовная несвобода. Самодержавная государственность освобождает народ от политической похоти и социальной суеты, она есть признак его аскетизма и силы духа. «Для черта – власть. Для людей – закон. Для ангелов чужая воля сделалась своею», – писал Хомяков[1428]. Он не верит в формальные юридические гарантии, которые не нужны в народной органической власти, и более надеется на силу этических ограничений церковно-соборного разума. Хомяков выступает против номиналистического понимания права как некой самоценной вещи в себе. По его мнению, философия права возможна лишь как наука о самопризнаваемых ограничениях человеком себя, основанных на нравственности, проистекающей от веры. «Может существовать наука права по какой-то философии или по какой-то вере; но наука права самобытного есть прямая и яркая бессмыслица и разумное толкование о праве может основываться только на объявленных началах всемирного знания или верования, которые принимает <…> человек»[1429]. Исходя из этого «понятно бы стало, что идея о праве не может разумно соединиться с идеею общества, основанного единственно на личной пользе, огражденной договором. Личная польза, как бы себя не ограждала, имеет только значение силы, употребленной с расчетом на барыш», – отмечал А. С. Хомяков[1430]. По его мнению, в буржуазном обществе понятие права введено необоснованно, ибо оно подобно торговой компании, которая вне нравственности (вспомним этику Т. Гоббса и Б. Мандевиля).

Довольно много внимания уделяет А. С. Хомяков и вопросу об ограничениях, регулирующих информационные потоки и образование. «Прежде всего, надобно узнать, т. е. полюбить жизнь, которую мы хотим обогатить наукой»[1431]. В России внешняя и иностранная образованность оторвала верхи от реальной жизни и народа, а народ не принимает и плохо понимает образование, не соответствующее его жизни. Поэтому образование должно органически вырастать из жизни данного общества, а не навязываться механически извне. Если же подобное происходит, то верхи общества становятся обладателями знания, отрешенного от жизни, а низы живут жизнью, не восходящей до знания. Особенно страдают в подобном случае гуманитарные и общественные науки, так как, изучая себя, человек должен жить полноценной духовной, личной и общественной жизнью. Ярким примером подобной ситуации было положение наук в СССР, придавленных импортным марксизмом официальной идеологии. В качестве выхода из подобного тупика Хомяков предлагал теорию живознания как самопознающей жизни. «Просвещение не есть только свод и собрание положительных знаний: оно глубже и шире такого тесного определения. Истинное просвещение есть разумное просветление всего духовного состава в человеке или народе. Оно может соединяться с наукою, ибо наука есть одно из его явлений, но оно сильно и без наукообразного знания; наука же (одностороннее его развитие), бессильна и ничтожна без него»[1432]. Вообще, процесс образования, по Хомякову, далеко не прост. «Всякое творение человека или народа передается другому человеку или другому народу не как простое механическое орудие, но как оболочка мысли, как мысль, вызывающая новую деятельность на пользу или вред, на добро или зло. И часто самый здоровый организм не скоро перерабатывает свои новые умственные приобретения»[1433].