A&B

— Эх, хотел бы я сказать тебе, что не следует тебе с ним водиться, что… — Он ненадолго замялся, подбирая слова. — Что, в общем, не твоего круга это человек, но неправдой это было бы, да и ты бы меня все равно не послушал. Он же тебе рассказал кто ты, ведь так? — Хиро в ответ промолчал. — Ну, конечно, рассказал. Много я таких как он встречал. Одного взгляда на них достаточно, чтобы понять, перед тобой не обычный человек, не простой. Их сила, ее не спрятать. Она говорит в них, внушает и ужас и трепет одновременно, и желание бежать от них и желание быть рядом, смиренно валяясь в ногах, словно преданный пес у ног хозяина. Мне это знакомо не понаслышке. И когда я впервые увидел тебя, меня пронзило схожее чувство. Я знал кто ты с самого твоего рождения, но не хотел с этим мириться. Ты не должен быть Альфой, не должен был встретить этого паренька. Я хотел, чтобы ты жил тихой, спокойной, безмятежной жизнью Беты. Но от судьбы, как говориться, не уйдешь. А он… Он странный даже по меркам Альф, очень странный. И сила, что таиться в нем, куда больше, чем у тех, кого мне удалось повидать. Больше ничего про него сказать не могу, уж прости старика. Скажи лучше, что произошло, пока меня не было? Ты так сильно изменился.

— Не будем о грустном, ладно? — он отпил из кружки и ему показалось, что привычная сладость вновь вернулась.

— Как скажешь, только сейчас-то все хорошо?

— Ты ведь знаешь ответ.

— И то верно. — Грустная немного неловкая улыбка скользнула по его лицу. — Прости, я не хотел доставлять столько проблем. С тех пор как я вышел на пенсию, только и делаю, что мешаю.

— Это совсем не так! — Хиро, разозлившись на самого себя, с грохотом ударил уже пустой кружкой о стол. — Не смей так говорить! Все, что у меня есть, это все твоя заслуга! Только благодаря тебе я смог закончить Среднюю и поступить в Старшую школу. Ты научил меня всему, что я знаю. Ты дал мне жизнь, в конце концов!

— Хиро, прекрати.

Он не повышал голос, но сказал это настолько уверенно и спокойно, что Хиро тут же взял себя в руки. На это мгновение перед ним был уже не добродушный старик, а тот строгий, серьезный отец, которого боялся Хиро с детства, но, несмотря на страх, он уважал его и всей душой желал стать таким же, когда вырастет. И, конечно, он беспрекословно слушался его. Стоило ему лишь посмотреть, как Хиро прекращал капризничать и баловаться, хотя ни разу его отец не поднимал на него руку, не угрожал ремнем, и даже ни разу серьезно не наказывал. Вот и сейчас одной короткой фразой он успокоил его, обуздав его гнев.

— Хиро, — продолжил он, спустя несколько секунд. — Давай посмотрим на это более трезво. Я не смог ничего тебе дать, ни хорошей жизни, ни подобающего воспитания. Меня вечно не было рядом, когда вы с матерью нуждались в этом. Я не смог отгородить тебя от проблем и защитить тогда, когда тебе это было нужно. Я постоянно работал и все, на что я заработал, это старая каморка на первом этаже почти развалившегося дома. Я не дал тебе даже стоящего образования. И сейчас я, словно камень у тебя на шее, лишаю первой и скорее всего единственной возможности выбиться в люди. И не смей это отрицать, ты ведь понимаешь, что я прав.

— Ты делал все, что мог!

— Это отнюдь не оправдывает моей неудачи. — Его голос стал более мягким и возвращался в прежнее состояние. — Я давно хотел с тобой об этом поговорить.

— Я не собираюсь это слушать. Пап, уж извини. — Хиро хотел уйти, прекрасно понимая, о чем дальше пойдет речь.

— Хиро, ты выслушаешь меня. Сядь. — Он послушно сел. — Ты уже знаешь, что я скажу. Но я не хочу, чтобы ты воспринял это как приказ или требование, это — скорее просьба.

— Нет! Я не хочу этого слышать!

— Я и так сильно задержался. Я бы даже сказал, неприлично сильно. Твоя мать, наверно, рвет и мечет уже. Отпусти меня.

— Нет!

— Послушай, ты ведь видел, чем я стал. Я давно умер, но ты крепко держишь меня и не даешь отправиться на покой. Кроме того, ты и себе вредишь, ты ведь все понимаешь. Хватит, отпусти меня, Хиро.

«Убей меня, Хиро»

В голове молниеносно и нежеланно пронеслось то выражение лица архитектора, пугающее и безумное, от которого кровь стынет в жилах, и пробирает дрожь. Он присмотрелся к своему отцу. Он был все еще его отцом, но что-то было схожее между его лицом и взглядом того несчастного мужчины. Что-то такое в его лице, что вызывало тот же страх. Но ведь все было точно так же, как и раньше. Те же хорошо знакомые глубокие морщины, врезавшиеся в дряблую болезненно-бледную кожу. Те же жидкие, сильно поредевшие седые волосы с залысиной на макушке. То же худое, костлявое, по-старчески сгорбившееся тело. Те же посеревшие, пустые, словно безжизненные, измученные глаза. И те темные смердящие трупные пятна, покрывающие его лицо и тело.