A&B

Удивительно, он так ждал этой встречи, день за днем приходя сюда, и оказался к ней полностью не готов. Он был настолько поражен его таким обычным внезапным появлением, что пропустил мимо ушей его просьбу подвинуться, и сейчас просто сидел и хлопал глазами.

— Ты подвинешься или нет? — ему пришлось повторить.

Со второго раза до него дошло, и он подвинулся на край скамейки. Довольный, что может сесть, Себ расположился на другой стороне скамейки и достал булочку. Он снял перчатки, и Араки с удивлением заметил, что и руки у него были все перебинтованы.

«Что же с тобой произошло?»— подумал Хиро и поздоровался.

— Привет. Я уже начал думать, что ты не вернешься.

— Я, если честно, тоже так думал. — Речь его была такой же, как и раньше: холодной и безэмоциональной.

— Ясно. Что произошло?

— С котом подрался.

— Что же это был за кот? Лев, что ли? — Араки не хотел этого говорить, но вырвалось само собой.

Ответа не последовало. Молча, Себастьян съел булку, запив ее кофе. Понравилась ли ему выпечка, вкусный ли был кофе, было не понятно, на его лице, как всегда, ничего не отразилось. Араки уверен, что он с таким выражением лица может и камни пережевывать. Но кое-что, пусть и запоздало, пока Себастьян спокойно трапезничал, дошло до его сознания — он был рад его видеть. Как верный пес радуется возвращению хозяина, так и он был счастлив его встретить. Разве что хвостом не вилял. Он и не представлял, насколько ему его не хватало. Да, он каждый день искал с ним встречи. Да, он понимал, что хочет его видеть. Но масштабов этого желания не осознавал, и совсем не понимал его причину. «Ну не мог же я, в конце концов, так сильно к нему привязаться за такое короткое время?»

— Я тебя умоляю, какой там лев? Так, дранный кошак, — доев, он таки ответил.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, чем последние два года.

— Я рад.

Себ встал со скамейки и надел перчатки обратно.

— У тебя на сегодня есть планы?

— Нет, а что? — Хиро удивился.

— Прекрасно. Пойдем прогуляемся.

Изумляясь все сильнее и сильнее, Хиро встал и покорно пошел за белобрысым. Они пошли в неизвестном для Араки направлении и миновали несколько густонаселенных кварталов. Хиро несколько раз по пути спрашивал, куда они идут, но Себ отмалчивался. Шли они минут 20 и свернули во двор больницы. «Онкологический диспансер № 88»— гласила стальная табличка около входа.

— Зачем мы сюда пришли? — спросил Хиро, входя через большие стеклянные двери вслед за белобрысым.

— Просто иди за мной.

Они миновали нижний холл, где обычно толпятся посетители, и прошли к лифтам. Выйдя на последнем этаже, они неспешно шли по узкому серовато-белому коридору. По левую руку коридора располагались палаты больных. В каждой палате были прозрачные двери и встроено что-то вроде окна. Повсюду раздавались едва слышные стоны, хрипы вперемешку со звонкими шагами суетливых медсестер по кафелю. Хоть Араки и пролежал на больничной койке больше полутора месяцев, но эти звуки для него были в новинку. Чаще всего в больнице тогда он слышал разговоры, смех или звуки телевизора, а иногда и все вместе, крайне редко это были стоны боли, а если они и появлялись, то быстро затихали после укола обезболивающего. Но тут все будто пронизано безнадежностью, страданиями. Тишина и несмолкающая боль, боль, боль.

— Здесь держат тяжелобольных, оставшихся без ухода родственников. Посмотри на них внимательнее. Как думаешь, что они чувствуют? — Белобрысый остановился напротив одной из палат.

Взглянув в окно, Хиро увидел просторную палату с шестью койками. На каждой лежала женщина. Может, когда они были здоровы, то были совсем друг на друга не похожи, но сейчас он видел шесть сильно похудевших, изможденных женщин. Кожа их была серовато-нездорового оттенка. Губы были ссохшимися и потрескавшимися, а глаза — будто стеклянными без единого проблеска жизни и надежды. Они напоминали живых мумий из старых фильмов. Одна девушка была моложе остальных. Даже сейчас он не дал бы ей больше 25 лет. Она лежала близко к окну и вела себя как-то странно. Лежа на боку, она изо всех сил вцепилась в подушку и содрогалась в непонятных слабых судорогах. То ли это были беззвучные рыдания, то ли из-за боли, он не понимал. Вдруг она подала голос и заревела. Ничего ужаснее Араки прежде не слышал. Это был не крик, а вой. Она заливалась слезами и орала. Он перепугался.

— Что с ней?! Врача!

Себастьян одернул его. Араки непонимающе уставился на него. Скоро в палату зашла медсестра, вколола что-то девушке и связала ее по рукам и ногам. Но рев не прекращался еще долго. В ужасной боли она изгибалась и рвала подушку, кричала что-то невнятное. От такого зрелища кому угодно станет плохо.

— Почему ей никто не помогает?!

— Они сделали все, что могли. Через пару минут подействует обезболивающее. Только вот, надолго ли? Онкология — страшная вещь. Эта девушка живет от приступа к приступу. Ответь на вопрос, как думаешь, что творится в ее голове? О чем она думает день изо дня?

— Не знаю, я же не ты. Я не умею читать мысли.