A&B

— Хорошо, я тебе скажу. Сейчас ей очень больно, и все, чего она хочет — прекратить это. Мне, конечно, сложно представить, что именно сейчас она испытывает, но, вероятно, невыносимые муки. Вся ее жизнь теперь — одни мучения. Ее шанс выжить довольно близок к шансам твоего отца. Она уже на это не надеется. И другие в этой палате — тоже. Они лежат и думают, когда то же самое настигнет их, как скоро они также будут извиваться от боли и орать до потери голоса. Но я привел тебя не на них смотреть. Пошли.

Себастьян развернулся и пошел дальше по коридору. Он остановился напротив последней палаты. За стеклом стояла всего одна кровать. На ней лежал мужчина на вид лет 35–40. Он был такого же болезненного вида, что и те женщины, но было кое-что отличавшее его от них. На лице его красовалась бешеная улыбка, а взгляд был безумным. Он был надежно привязан к постели, но периодически дрыгал то ногой, то рукой и мерзко хихикал.

— Вот про него стоит рассказать подробней. Знакомься, это — Эльвин Зорде, в прошлом ведущий архитектор нашего города. По его проектам построено множество зданий, в том числе дом, в котором я сейчас живу. Его можно назвать гением. Все здания, что он проектировал, продуманы до мелочей. Перфекционист, инноватор, исключительный изобретатель, да просто титан архитектурной мысли. У него была насыщенная и счастливая жизнь. Блестящая карьера, казалось, любящая жена, умные дети. О чем еще можно мечтать? Но жизнь непостоянна. У него нашли опухоль, когда ему не было и 40 лет. Жена его долго не думала, быстро собрала вещи, развелась, заграбастав половину его немаленького состояния, и увезла детей в другой Район. У них давно другая жизнь и другой папа. Он остался один. От него отвернулись все, и те, кого он считал друзьями, с радостью предали его, сумев растащить оставшиеся средства. Вначале он, как мог, боролся, надеялся, что все еще наладится. Прошел через несколько операций, химиотерапию, но все без толку. А боль становилась только сильнее с каждым днем. Ему постоянно колят сильнодействующее обезболивающее. Если проще, то наркотики. Он — уже наркозависимый. И он это осознает и то, в каком он положении находится. Как думаешь, чего он сейчас желает?

— Вылечится?

— Сдохнуть. Каждый день его рвет на части боль. Каждый день он лежит привязанный на этой койке. Каждый день все, о чем он думает — это когда он умрет. Он не является безнадежным лежачим больным, поэтому легальная эвтаназия ему недоступна. У него было несколько попыток самоубийства. После этого его держат связанным против его воли, только чтобы он продолжал страдать, потому что так, по их мнению, правильно. Это ли не ад?

— Я понял, зачем ты меня сюда привел, но в моем случае все по-другому.

— Ну, конечно, у тебя все иначе. Мы же все такие уникальные. — Сложно было не заметить откровенный сарказм.

— Это — мое дело. Тебя оно никак не касается, и хватит об этом.

В этот момент Эльвин заметил за стеклом наблюдавших за ним парней и бурно отреагировал на это. Пытаясь привлечь еще больше внимания, он начал безумно дрыгать конечностями, вертеть головой, выгибать тело, насколько позволяли веревки. Когда он понял, что все их внимание сосредоточено на нем, он повернул голову в их сторону и попытался что-то сказать, но, видимо, сил сказать достаточно громко у него уже не было, поэтому раздался лишь неразборчивый глухой шепот. Араки готов поклясться, что прочитал по его пересохшим губам фразу: «Убейте меня». От такого его бросило в холодный пот.

— Ты прав, это — не мое дело. Пошли дальше. — Себ развернулся и пошагал обратно.

— Куда теперь? — Араки догнал его.

— В парк, проветрим голову.

— Ну от этого я не откажусь.

— Вот и славно.