A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

Его рука по-хозяйски покоилась на бедре белой девушки, и столько самодовольного и властного было в этом жесте, что…

Эмили вздрогнула.

Она снова посмотрела на статую, внимательнее, чем прежде — на ее удивительно живые черты, будто дрожащие тонкие губы, сведенные острые лопатки, порезы, уходящие вниз по красивой изогнутой от боли спине…

Мальсибер расхохотался, глядя на то, как искажается ужасом лицо Эмили, и смеялся так долго, громко и противно, что ее начала колотить дрожь.

— Ты догадалась, да?.. — с придыханием спросил он, то и дело облизывая скользкие губы.

Он ласково провел рукой по груди каменной девушки, задержавшись на соске, прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям и со вкусом вздохнул.

— Ее звали Грета, — очень тихо, словно на исповеди, сказал он. — Грета Мерель. Отец познакомился с ней в Министерстве и с тех пор трахал долгими зимними ночами, пока мать, обесчещенная присутствием грязнокровной шлюхи в собственном доме, рыдала в спальне. Я все думал, как эта дрянь после такого может смотреть в глаза моей матушки?..

Эмили сглотнула и закрыла глаза, борясь с тошнотворным ужасом.

— Смотри! Смотри на меня, дрянь! — Мальсибер подскочил к Эмили, обхватив ее лицо обеими руками и потянул на себя. — Смотри…

Он был безумным, со страшной изуродованной душой, которую уже ничем нельзя было исцелить. Эмили однажды видела в его глазах это пугающее безумие — когда он вместе с Малфоем гнал ее по Запретному Лесу, как дикое животное. Но тогда безумия было гораздо меньше, тогда оно только начало заражать его.

— Она заслужила свое, — отчаянно зашептал Мальсибер прямо в губы Эмили, и что-то омерзительно сладкое было на них. — Заслужила, понимаешь?! Однажды летом я выслал ей письмо от имени отца, заманил сюда и…

И Грета Мерель стала одним из самых прекрасных и ужасающих творений Энтони Мальсибера. Теперь она принадлежала ему навсегда и уже никуда не могла убежать.

Мальсибер смотрел прямо в глаза оторопевшей Эмили и ждал. Он верил, что Эмили улыбнется ему, поддержит его и скажет, что он поступил правильно. Он позабыл о том, что пленил Паркер, позабыл, что она все еще не может сопротивляться его Империо, но это было неважно.

Мальсибер свихнулся.

И Эмили не представляла, какой новый ее жест или слово могут вызвать в нем счастливый смех, а какой — лютую ярость.

— Ты останешься здесь, Эмили Паркер, — тихо и зло заговорил Энтони, разом меняясь в лице и больно впиваясь пальцами в ее щеки. — Ты останешься здесь до прихода нашего высокого друга, ну а после… — он усмехнулся, и Эмили задохнулась от парализующего ужаса. — А после ты останешься со мной… потому что… Потому что Энтони Мальсибер никогда не отпускает свою добычу. Он всегда достигает цели.

Он крепко поцеловал ее в губы, напоследок скользнув языком по губам, усмехнулся и пошел прочь покачивающейся, пьяной походкой. Эмили неотрывно смотрела ему в спину, не смея закрыть глаза, пока дверь в подвал наконец-то глухо не захлопнулась.

И разом погасли все свечи.

В этой кромешной темноте они остались вдвоем — она и ее истерзанное будущее с каменными глазами и прижатыми к груди руками.

*

Блэкшир

— Господи, господи, господи, — тихо шептал Ремус, раскачиваясь туда-сюда на длинной софе, укрытой шелком. — Господи, господи, господи…

— Ты ничего от него не добьешься, — с болью в голосе сказала Лили, кладя руку Джеймсу на плечо. — Ему нужно время…

Они все собрались в той самой индийской гостиной. Только теперь в ней царило отчаяние, не было Эмили, а Дору безжалостно отправили спать.

Сириус, сжав руками виски, смотрел куда-то в стену, и лицо его было искажено злобой. Он невнятно шевелил губами, судорожно придумывая план, и не обращал внимания на бледную от волнению Беату, не произнесшую с момента получения страшной вести ни одного слова.

Марлин сидела рядом с Ремусом на софе, сжимая его руку и глядя на него сосредоточенным отупевшим взглядом. Она не могла представить, что делать и куда бежать, и сама выглядела не лучше Ремуса. Питер стоял подле нее, переводя молящий взгляд с Ремуса на Джеймса, и лишь одна Лили еще держалась.

— Обратимся в Министерство? — хлипким голосом спросила Марлин.

— К этим продажным сучьим тварям?! — рявкнул Джеймс и тут же стих.

Все замолчали, закусив губы, боясь сказать хоть слово, только чтобы Джеймс, или Беата, или Ремус не взорвались окончательно.

Они были такими храбрыми еще вчера, смеялись, целовались взасос, рассказывали друг другу, как отделают Волдеморта, если он только к ним сунется. Как ринутся в первую же серьезную схватку, чтобы драться наравне с мракоборцами и защищать свой дом. Они были такими сильными, счастливыми и гордыми всего несколько часов назад, и никто из них отчаянно не понимал, куда же делись грозные лица, преисполненные уверенности и смелые голоса.

— Будем искать ее сами, — раздался в комнате мелодичный голос.