812c16bc4d48fdee984253428f1a0f6d

Во-вторых, ребенок в тюрьме страдает от голода. Обычно его рацион состоит из плохо пропеченного тюремного хлеба и кружки воды на завтрак в полседьмого. В двенадцать выдают обед - миску грубой кукурузной каши, а в полшестого ребенок получает кусок сухаря и кружку воды на ужин. Такой рацион и здорового человека доведет до болезни, в основном, конечно, вызовет расстройство желудка и сопутствующую ему слабость. На самом деле в больших тюрьмах в порядке вещей раздача надзирателями вяжущих средств заключенным. А ребенок, как правило, совсем не может есть. Любой, кто хоть что-то знает о детях, знает, как легко расстраивается детское пищеварение их-за плача, тревог или любого душевного расстройства. Ребенок, который плакал весь день и, вероятно, часть ночи в одиночной тускло освещенной камере, охвачен ужасом, просто не может есть эту грубую ужасную пищу. В этой истории с маленьким ребенком, которому надзиратель Мартин дал бисквиты, ребенок плакал от голода в четверг утром, совсем не мог есть хлеб с водой, который ему дали на завтрак.

После выдачи завтрака Мартин пошел и купил пару сладких бисквитов - он не мог смотреть, как ребенок голодает. Это был прекрасный поступок с его стороны, так его воспринял и ребенок, который, ничего не зная о правилах, установленных руководством тюрьмы, рассказал одному из старших надзирателей, как добр был к нему младший надзиратель. В результате, конечно, на младшего надзирателя написали рапорт и уволили его.

Я очень хорошо знаю Мартина, я находился под его надзором в течение последних семи недель своего заключения... Меня поразила невероятная доброта и человечность, то, как он разговаривал со мной и с другими заключенными. Доброе слово много значит в тюрьме, вежливое «доброе утро» или «добрый вечер» сделают человека настолько счастливым, насколько это возможно в тюремном заключении. Мартин всегда был вежлив и участлив...

В последнее время много говорят и пишут о разлагающем влиянии тюрьмы на маленьких детей. Всё это - довольно верно. Жизнь в тюрьме полностью разлагает ребенка. Но это разлагающее влияние исходит не от заключенных. Это - влияние всей тюремной системы в целом - начальника тюрьмы, капеллана, тюремщиков, одиночной камеры, изоляции, отвратительной еды, правил, придуманных тюремной комиссией, распорядка дисциплины, как это называют.

Конечно же, детей младше четырнадцати лет вообще нельзя отправлять в тюрьму. Это - абсурд, и, подобно многим видам абсурда, результаты его - трагичны...»

Как мне сообщили, благодаря этому письму в британских тюрьмах с детьми начали обращаться немного лучше. Но что касается взрослых, британская тюрьма - всё та же пыточная камера, какой она была во времена Уайльда, с заключенными там по-прежнему обращаются с большей жестокостью чем в какой-либо другой цивилизованной стране: еда - самая плохая в Европе, ее не хватает для поддержания здоровья, иногда заключенных спасает от голодной смерти лишь перевод в больницу. Хотя эти факты хорошо известны, «Punch», любимый журнал британской буржуазии, не постеснялся недавно высмеять предложенную реформу карикатурой: британский заключенный со злодейским лицом Билла Сайкса лежит на диване в своей камере, курит сигару, в руке - бокал шампанского. Всё это - результат вовсе не глупости, как верилось Оскару, а вполне осознанного эгоизма. «Punch» и класс, который он обслуживает, предпочитают верить, что многие осужденные просто не годятся для жизни, а правда в том, что многие из них превосходят своей человечностью тех, кто их наказывает и на них клевещет.  

В ожидании жены, которая должна была к нему присоединиться, Оскар снял маленький домик, шале «Бурже», примерно в двухстах ярдах от отеля в Берневале, и обставил его. Здесь он провел лето - писал, купался и разговаривал с несколькими преданными друзьями, которые проведывали его время от времени. Никогда он не был столь счастлив и здоров. Он задумал множество литературных проектов, поистине, за всю жизнь у него не было прежде столь плодотворного в творческом плане периода. Он собрался писать пьесы на библейские сюжеты, одну назвал «Фараон», другую - «Ахав и Иезавель» - героиню он назвал Изабель. Волновали его и более глубокие проблемы: он начал работать над «Балладой Рэдингской тюрьмы», но, прежде чем перейти к этой теме, сначала показал мне, как счастлива певчая птица, как божественно она поет, если открыть ужасную клетку и позволить ей расправить крылья в озаренных солнцем небесах.

Вот письмо, которое я получил от Оскара вскоре после его освобождения, это - одна из самых очаровательных вещей, которые он написал в жизни. Конечно же, оно адресовано ближайшему другу Оскара Роберту Россу, и мне остается лишь сказать, что я очень признателен Россу за то, что он разрешил мне его опубликовать:

«Отель де ла Плаж», Берневаль близ Дьеппа,

ночь понедельника, 31 мая (1897).

«Мой дражайший Робби,