- Чушь, - закричал я. - Полиция не сможет тебя остановить, ни одна их ищейка не сможет проследить за тобой от начала до конца путешествия. Кроме того, мне хватит денег на любого из них, никто из них не в силах отказаться от «чаевых». Ты просто выйдешь из экипажа, пройдешь пятьдесят ярдов, окажешься на яхте и будешь свободен. На самом деле, если захочешь, можешь даже не выходить из экипажа, пока моряки не окружат тебя почетной стражей. На борту яхты никто тебя не тронет. Никакие ордера на арест там не действуют. Ну же, поехали!
- О Фрэнк, - простонал Оскар, - это невозможно!
- Что невозможно? - настаивал я. - Давай завтра всё обсудим еще раз за завтраком во Франции. Если захочешь вернуться, это можно будет запросто сделать. Яхта доставит тебя обратно за сутки. Ты не нарушишь условия залога, ничего плохого не сделаешь. Ты можешь уехать во Францию, в Германию или хоть в Сибирь - главное, чтобы ты вернулся до двадцатого мая. Воспринимай это как отъезд во Францию в отпуск на десять дней. Конечно же, лучше провести неделю со мной, чем в этом мрачном доме на Окли-Стрит, где даже от дверей мороз по коже пробирает.
- О Фрэнк, я бы с радостью, - простонал Оскар. - Я понимаю все твои доводы, но не могу. Не решаюсь. Фрэнк, я в ловушке. Я могу лишь ждать конца.
Я начал терять терпение: Оскар оказался даже еще слабее, чем я думал, в сто раз слабее.
- Отправляемся в путь, дружище, - закричал я и протащил его двадцать ярдов к экипажу, но тут он остановился, словно твердо что-то решил.
- Нет, я не могу уехать. Не смогу жить во Франции с мыслью, что рука полицейского в любой момент может опуститься на мое плечо. Не смогу жить жизнью, полной страха и сомнений: это убьет меня за месяц, - Оскар произнес эту тираду очень решительным тоном.
- Почему бы не позволить твоему воображению сбежать вместе с тобой? - умолял я. - Хотя бы один раз прояви благоразумие. Страх и сомнения скоро испарятся. Если полиция не отыщет тебя во Франции в течение недели после даты, на которую назначен процесс, тебе больше не нужно будет бояться, они тебя больше не достанут, больше ты им не нужен. Ты просто делаешь из мухи слона своими нервными фантазиями.
- Меня арестуют.
- Чушь, - ответил я, - кто тебя арестует? Ни у кого нет на это полномочий. Ты вышел под залог, твои поручители отвечают за тебя до 20-го мая. Деньги говорят, дружище, англичане всегда прислушиваются к голосу денег. Если ты вернешься из Франции, чтобы предстать перед судом, это улучшит твое реноме в глазах публики и присяжных. Идем же, - я взял Оскара за руку, но он не сдвинулся с места. К моему удивлению, он посмотрел мне в глаза и спросил:
- А как же мои поручители?
- Ну, заплати им, - ответил я. - Им обоим, если нарушишь правила освобождения под залог. Идем, - но Оскар не шелохнулся.
- Фрэнк, если я сегодня ночью не явлюсь на Окли-Стрит, Вилли заявит в полицию.
- Твой родной брат? - закричал я.
- Да, - сказал Оскар. - Вилли.
- Боже правый, - воскликнул я, - да пусть заявляет. Я ни одной живой душе не обмолвился об Эрите или паровой яхте. Это - последнее место на земле, где полиции придет в голову тебя искать, а пока он заявит, мы уже будем вне досягаемости. Кроме того, полиция ничего не сможет сделать - ты ничего не нарушаешь. Пожалуйста, поверь, ты ничего сомнительного не совершишь, даже если не явишься в Олд-Бейли 20-го мая.
- Ты не знаешь Вилли, - настаивал Оскар. - Он заставлял моих адвокатов покупать мои письма, он меня шантажировал.
- Вот так раз! - присвистнул я. - Ну в таком случае ты можешь покинуть его дом, не попрощавшись, без зазрений совести. Идем, сядем в экипаж.
- Нет-нет, - повторял Оскар. - Ты не понимаешь. Я не могу, не могу.
- Ты серьезно? - спросил я. - Хочешь сказать, не уедешь и не проведешь со мной вместе неделю на яхте?
- Я не могу.
Я подвел Оскара к экипажу еще на несколько шагов, меня тронула опустошенность и отчаяние в его голосе. Я посмотрел на Оскара. Слёзы текли по его щекам, он являл собой воплощение скорби, но при этом я не мог сдвинуть его с места.
- Садись в экипаж, - сказал я, надеясь, что сильный ветер в лицо освежит Оскара, подарит ему мгновение радости жизни и обострит жажду свободы.
- Хорошо, Фрэнк, - согласился Оскар, - но только если ты отвезешь меня на Окли-Стрит.
- Тогда уж лучше сразу в тюрьму, - ответил я, - но впрочем - как пожелаешь.
Мгновение спустя мы сели в экипаж, который, покачиваясь, поехал к «Воротам Королевы». Из-за тумана атмосфера становилась еще более зловещей. Когда мы выехали из ворот, кучер резко повернул налево на Кромвель-Роуд. Оскар, кажется, очнулся от ступора.
- Нет, Фрэнк, - закричал он, нет-нет, - и начал наощупь искать ручку двери экипажа. - Я должен выйти, я не поеду. Не поеду.
- Сиди спокойно, - в отчаянии сказал я. - Я скажу вознице, - я высунулся из окна экипажа и закричал:
- Роберт, на Окли-Стрит, Челси.