Читаем 6b15ad8a063dbf87117dd400b69144d1 полностью

- О, Фрэнк, насколько более гуманными были греки. Его друзьям позволили увидеться и поговорить с ним в течение часа, хотя его приговорили к смертной казни. Никакие надзиратели их не подслушивали, никаких унизительных условий.

- Да, так и есть, - воскликнул я, вдруг осознав, насколько лучше с Оскаром Уайльдом обращались бы в Афинах две тысячи лет назад. - Наш прогресс - лишь изменения, не можем избавиться от своей жестокости, даже Ристу не удалось сделать нас более гуманными.

Оскар кивнул. Сначала он выглядел очень подавленным, но потом мне удалось вдохнуть в него немного мужества, и в конце нашего разговора он спросил:

- Фрэнк, ты правда думаешь, что я могу победить?

- Конечно же, ты победишь, - ответил я. - Ты должен победить, тебе нельзя думать о поражении. Убеди себя, что на самом деле они не хотят тебя осудить. Говори себе это в зале суда, ни минуты не позволяй себе бояться. Твои враги - просто тупые несчастные существа, которые ползают несколько жалких лет между землей и небом. Они обречены исчезнуть без следа, не оставят никакой памяти о себе. Помни, ты дерешься за всех нас, за всех художников и мыслителей, которым довелось родиться в английском мире...Лучше победить, как Галилей, чем быть сожженным, как Джордано Бруно. Не позволяй им создать еще одного мученика. Задействуй весь свой ум, красноречие и обаяние. Не бойся. Они тебя не осудят, если узнают получше.

- Я пытаюсь думать, - сказал Оскар. - Пытаюсь настроить свой ум, чтобы выдержать целый год такой жизни. Это ужасно, Фрэнк, я и не представлял, что тюрьма - это так ужасно.

Надзиратель снова нахмурился. Я поспешно сменил тему разговора.

- Именно поэтому тебе следует настроиться на то, что ты больше не будешь здесь находиться, - сказал я. - Мне хотелось с тобой пообщаться, когда ты вышел из зала суда, но я подумал, что ты не хочешь меня видеть, ты отвернулся.

- О Фрэнк, разве я мог бы так поступить? - закричал Оскар. - Я был бы тебе так благодарен.

- Я очень близорук, - объяснил я, - и подумал, что ты отвернулся. Наше маленькое глупое тщеславие мешает нам действовать так, как должно. Но дай мне знать, если я смогу что-нибудь сделать для тебя. Я приду по первому зову.

Я сказал это, потому что надзиратель уже подал мне знак. Теперь он сказал:

- Время истекло.

Мы с Оскаром вновь пожали друг другу руки.

- Ты должен победить, - сказал я. - Не думай о поражении. Даже твои враги - всего лишь люди. Заставь их перейти на твою сторону. Ты можешь это сделать, поверь, - и я ушел, меня душил ужас, жалость и возмущение.

«Успокойся, прошу, душа моя, это - всего лишь на время:

Давай продлим этом час и посмотрим, как свершится несправедливость».

Смотритель тюрьмы встретил меня почти у дверей.

- Это ужасно, - воскликнул я.

- Здесь ему не место, - сказал смотритель. - Ему тут у нас делать нечего. Его все любят и жалеют: надзиратели, все. Я сделаю всё возможное, чтобы облегчить его пребывание здесь.

Мы обменялись рукопожатиями. Кажется, когда я уходил, и у него, и у меня на глазах были слёзы. Этот гуманный смотритель тюрьмы показал мне, что мягкость и доброта Оскара, обаяние его натуры завоевывает все сердца, если у людей будет время узнать его получше. Но пока что Оскар - в тюрьме. Я снова и снова вспоминал его лицо, весь его облик: небритое лицо, грустный испуганный взгляд, монотонный голос без надежды. Даже сама опрятность этой пустой мрачной комнаты ужасала: англичанам хватает глупости унижать тех, кого они наказывают. В моей душе зрел протест.

Уходя, я поднял глаза на средневековые зубчатые ворота тюрьмы и подумал о том, как идеально архитектура соответствует духу учреждения. Оно принадлежало Средневековью, а не современности. Вобразите, тюрьма и больница бок о бок, действительно, больница - даже в тюрьме, пытки и милосердие, наказание и жалость под одной крышей. Что за дурацкое противоречие и глупость. Неужели цивилизация никогда не достигнет идеалов гуманности? Неужели люди всегда наиболее сурово будут наказывать за грехи, которые они не понимают и которые не являются для них соблазном? Неужели Иисус страдал зря?

. . . . . . .

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии