6b15ad8a063dbf87117dd400b69144d1

Судья Коллинз сказал, что рассмотрение порочных подробностей, не имеющих отношения к существу дела, не входит в обязанности судьи и присяжных, поскольку сторона обвинения уже согласилась на вердикт о невиновности. Конечно, такой вердикт означал, что ходатайство удовлетворено. Присяжные посовещались несколько минут, затем помощник секретаря суда присяжных спросил:

- Считаете ли вы, что ходатайство удовлетворено?

Председатель жюри присяжных:

- Да.

- Вы заявляете, что ответчик не виновен, и таков ваш общий вердикт?

Председатель жюри присяжных:

- Да, и мы считаем, что этот вердикт способствует общественному благу.

Последний пинок туши мертвого льва. После оглашения вердикта публику в зале объяла бурная радость.

Мистер Карсон:

- Далее следует решение о судебных издержках защиты?

Судья Коллинз:

- Да.

Мистер С. Ф. Джилл:

- И лорда Куинсберри можно от них освободить?

Судья Коллинз:

- Конечно.

Судья Коллинз покинул свое место под радостные возгласы зрителей, его приветствовали даже на улице.

ГЛАВА XIV—КАК ПРЕСЛЕДУЮТ ГЕНИЯ В АНГЛИИ

Англичане очень гордятся своим чувством справедливости, своим римским правом и судопроизводством, в котором это право применяют. Они хвастаются своей честностью во всех вопросах так же, как французы хвастают своим легкомыслием, а если вы вздумаете в этом усомниться, потеряете их уважение, как человек невежественный или исполненный предрассудков. Англичане говорят, что английское правосудие нельзя подкупить, а если оно стоит слишком дорого, им приятно думать, что они заплатили непомерную цену за хорошую вещь. Но вполне возможно, что в этом вопросе, как и во многих других, они принимают внешнюю пристойность и декорум за сияние святости. Неподкупность суда не столь важна, как его мудрость и гуманность.

Английских журналистов и юристов очень занимал процесс Дрейфуса - в то время, когда дело Дрейфуса второй раз рассматривали во французском суде, в одной из лондонских газет была опубликована статья о двух-трех случаях схожей несправедливости, но никто не обратил на нее должного внимания. Если бы Дрейфуса обвинили в Англии, вероятно, ни один голос не прозвучал бы в его защиту: абсолютно точно можно сказать, что второго процесса не было бы. Острое чувство абстрактной справедливости хорошо лишь в сочетании с богатым источником симпатии, подпитываемой воображением. Англичане слишком сосредоточены на себе, чтобы интересоваться делами соседей, слишком заняты решением абстрактных вопросов добра и зла.

Перед началом процесса Оскара Уайльда я еще верил, что при рассмотрении уголовного дела в английском суде возобладает жесткая справедливость. Я говорил себе, что симпатии английского судьи - всегда на стороне обвиняемого. Благородная традиция английского судопроизводства - даже юристы Министерства финансов занижают сумму искового заявления против несчастного, против которого направлена вся сила и власть Государства. Но вскоре мне довелось убедиться в том, что все эти благородные и достойные уважения обычаи подобны соломе в костре английских предрассудков. Первое, что заронило в мою душу сомнение: судья не попытался прекратить бурные изъявления радости в зале суда после оглашения вердикта в пользу лорда Куинсберри. Английские судьи всегда негодуют и запрещают такие возгласы народного ликования, так почему же сейчас всё по-другому? В конце концов, ни один судья не счел бы Куинсберри героем: все слишком хорошо знали, что это за человек, но зрители продолжали радоваться, а судья просто молча собрал свои бумаги и ушел, словно оглох. В моей душе зародилось ужасное опасение: невольно я начал понимать, что моя вера в английское правосудие может оказаться полностью ошибочной. Чувство было такое, словно твердая почва под ногами превратилась в зыбучее болото, или словно ребенок вдруг узнал о непристойном поведении отца. Последующее рассмотрение дела - один из самых горьких опытов моей жизни. Попытаюсь честно рассказать, как это происходило.

Во время рассмотрения дела Оскара Уайльда и лорда Куинсберри меня поразила одна деталь, которую, кажется, не заметил ни один из бессчисленных журналистов и писаталей, комментировавших судебный процесс. На основании письма сыну (которое я привел в предыдущей главе) и визита лорда Куинсберри в дом Оскара Уайльда можно было сделать вывод, что он изначально не верил в справедливость своих обвинений: он швырнул их, как жестокий человек швыряет слухи и подозрения, зная, что может делать это безнаказанно - именно поэтому сначала он подал ходатайство о защите привилегий. Но в какой-то момент после начала процесса он получил огромное количество неожиданных доказательств. Тогда он доказал правоту своего навета и назвал имена людей, которых намеревался вызвать в суд, чтобы доказать свою правоту. Как он получил эти новые сведения?