687d1af9c0438e317469611e8e7649c4

— Мне нравилось быть ее отцом, — говорит он с улыбкой, и по его глазам видно, что он сейчас не здесь. — Даже несмотря на то, что мне не удалось нормально побыть рядом с ней, — он вздыхает, потирая челюсть. — Я думал, что заставляю ее гордиться мной, думал, что обеспечиваю свою семью, играя в героя, — он качает головой, испытывая явное отвращение к самому себе. Я это чувствую.

Ненависть к себе, сожаление. В воздухе стоит густой запах.

— Они не сказали мне сразу, — произносит он уже тише. — Я

был на задании, — он отпускает мои руки, чтобы сжать кулаки с такой силой, что белеют костяшки пальцев. — Габби погибла при ударе. Но Эвелин держалась, — он снова улыбается. Самая грустная улыбка, которую я когда-либо видела в своей гребаной жизни. Это разрывает меня на части.

— Она была сильной. Боец. Она продержалась три дня. Как будто ждала своего папочку… — его голос дрожит. Разлетается на гребаные куски.

Все мое тело дрожит из-за боли, прозвучавшей в этой фразе, изза мужчины, с которым я прожила несколько месяцев. Как я все это пропустила и не заметила, оставалось только гадать. Он смаргивает слезы.

— Но меня не было рядом с ней, — ворчит он. — Я подвел ее. И

она умерла. Без своего отца. И они похоронили их обоих еще до того, как я ступил на американскую землю. Я пропустил их похороны. Мне даже не удалось их увидеть. В один миг мы прощались, я вдыхал запах ее волос, а в следующий уже смотрел на их надгробия.

 

Если бы в моей жизни и была более ужасная история, которую мне рассказали, я бы, черт возьми, не смогла ее вспомнить. Я понятия не имела, что этот человек, сидящий передо мной, этот человек, который улыбался и шутил, готовил мне пироги с начинкой и растирал ноги во время просмотра «Гарри Поттера», прошел через нечто подобное. Я не знаю, как можно существовать после этого.

Но Кип сделал это.

У него была целая жизнь, семья. А потом они просто… исчезли.

— Я пообещал себе тогда, что никогда, черт возьми, не полюблю кого-то настолько сильно, чтобы не почувствовать эту боль, —продолжает он.

Его пристальный взгляд впивается в меня, расплавляя мою гребаную плоть.

— Черт возьми, я не думал, что мне придется выполнять это обещание, все внутри меня было мертво, я думал, что не способен снова заботиться о ком-то. Инстинкт самосохранения, — он пожимает плечами. — А потом появилась ты. С острым языком, огнем в глазах и без колебаний встала со мной лицом к лицу. Сначала я хотел трахнуть тебя. Ну, кто бы этого не хотел? — он пытается выдавить улыбку, но у него ничего не выходит.

Я стараюсь улыбнуться в ответ, но, боюсь, у меня тоже ничего не получается.

— Я сказал себе, что ты мне не нравишься, — продолжает он. —Сказал себе, что мне просто нравилось доставать тебя, пялиться на твою задницу, нравилось видеть, как морщится твое лицо, когда ты понастоящему злишься, и дальше ничего не будет. Я хорошо лгу сам себе.

Он сжимает подлокотники стула.

— Потом ты сидела в баре с этими гребаными печальными глазами и таким страхом в них, я ничего не мог с собой поделать.

Опять же, подумал, что лишь помогу тебе, и это, в свою очередь, помогло бы мне, потому что моя семья – в основном мать – не

оставляла меня в покое, и они душили меня своим сочувствием и беспокойством. Я не мог этого вынести. Я подумал, что женитьба на тебе избавит меня от них, — еще одно пожатие плечами. — Хотя я и дразнил тебя, у меня все равно член вставал.

Снова либидо. Автокатастрофа не убила его, и ужасная история Кипа тоже. Делает ли это меня ужасным человеком?

— Наверное, в глубине души я знал, что не смогу устоять перед тобой. Что мы будем трахаться, — он вздыхает. — Опять же, я думал, что смогу трахать тебя без чувств. Я часто этим занимался, — он проводит рукой по волосам. — Но, господи, Фиона, я влюбился в тебя.

Наверное, влюбился в тебя в ту секунду, когда ты показала мне средний палец после того, как я подкатил к тебе.

Мое тело напрягается, и низкий рев достигает ушей.

Кип говорит, что любит меня.

Пока я лежу на больничной койке.

Сразу после того, как он рассказал мне об идеальной жене и идеальной дочери, которых оплакивал долгие годы.

Я точно не знаю, что они были идеальны при жизни, но умершие жены и дети, как правило, живут в памяти вечным совершенством.

— Я думал, что смогу с этим справиться, — бормочет Кип, глядя на свои ботинки, затем снова на меня. — Заботясь о тебе. Ты самый сильный человек, которого я когда-либо встречал. Я же не на другом конце света, не на службе. С тобой ничего не должно было случиться, — он смотрит на мой живот. — А потом ты забеременела. И я не смог бы пережить потерю еще одного ребенка. Итак… я сделал то, что сделал. И мне чертовски стыдно. И ты лежишь на чертовой больничной койке.

Еще больше страданий. И чувства вины. Да, он наказывал себя.

Ясно как божий день.

Ох, как сильно мне хотелось встать с постели и заползти к нему на колени. Я хочу сказать ему, что прощаю его.

 

— Нет слов, — говорю я, мой голос хриплый и слабый. — У

меня абсолютно нет слов, чтобы объяснить, как мне жаль, что это случилось с тобой. Как это, блять, ужасно.