Более того, не могу повернуть жизнь в другое русло, где меня никто не знает, где всем на меня также насрать. И список людей, которым не наплевать на меня сейчас, значительно короче, чем пять месяцев назад.
Дело не только в Фионе. Факт, что я женат на ней, мирюсь со всей этой гребаной ложью, означает, что я не могу сбежать от своего дерьма, как это было последние пять лет. Не могу утопить себя в дешевой выпивке, в киске, не могу замаскироваться под личность, которая скрывает, насколько я сломлен.
Так что да, я сварливый ублюдок. Огрызаюсь на людей, которые этого не заслуживают, отдаляюсь от своих друзей и причиняю боль своей жене.
Моей беременной, блять, жене.
Я не могу перестать думать о ее лице этим утром. Она встала рано. Гораздо раньше, чем обычно. Я заметил, что теперь, когда беременна, она встает еще позже. В этом есть смысл. Она чертовски страдает, весь день на ногах и растит человека. Ей не нужно вставать ни свет ни заря.
На самом деле однажды утром я разыскал Нору, чтобы поговорить об этом.
Та поприветствовала меня изогнутой бровью и настороженным выражением лица, когда я постучал в дверь пекарни до того, как она открылась. Чаще всего Роуэн был там с ней, потому что моему другу не нравится находиться вдали от своей жены, и ему не нравится, что она остается одна в пекарне до того, как проснется большая часть города. Я также знаю, что теперь он изменился, так как им нужно думать о ребенке, и он сидит дома с малышкой.
Настороженное выражение ее лица имеет смысл, и все же задевает. Исчезли теплые, застенчивые улыбки жены моего лучшего друга.
— Фионе нужно выйти на более позднюю смену, — говорю я, решив, что сейчас нет смысла в любезностях.
Враждебность на лице Норы сменяется удивлением. Не знаю, чего она ожидала, но явно не этого.
— Она слишком устала, ей не нужно начинать так рано, —выдавливаю я из себя. — Ей нужно поспать.
Нора наклоняет голову, теперь рассматривая меня с интересом.
Она никогда понастоящему не умела поддерживать враждебность.
Слишком хороший человек. Фиона все время разглагольствовала о том, что ей нужно называть некоторых клиентов сучками, потому что они так себя и ведут.
Фиона считает себя «стервозной опекуншей» Норы. Хотя я думаю, что эта женщина сможет постоять за себя, когда будет нужно.
— Так и есть, — соглашается она.
Я точно не ожидал споров по этому поводу, но и не думал, что получу такое быстрое согласие. Я пришел сюда довольно взволнованным.
— Ну, тогда переведи ее на более позднюю смену, — ворчу.
Нора кладет руку на бедро, и ее бровь снова выгибается.
— Я бы запомнила, если бы ты был на открытии пекарни - ну знаешь, кровь, пот, слезы, бессонные ночи, споры с французскими дистрибьюторами, — она перечисляет эти вещи по пальцам. —Потому что, если бы ты присутствовал при всем этом, у тебя было бы право диктовать мне расписание. Раз ты не был, значит, и не можешь, — ее голос резок, саркастичен, и я чувствую себя отчитанным.
Несмотря на это, стискиваю зубы.
— Ты заботишься о ней. Должна знать, что у нее не все хорошо.
Ее глаза сужаются.
— Да, я забочусь о ней, — говорит она. — Я была с ней на каждом приеме у врача, придерживала ее волосы, когда ее рвало, успокаивала, чтобы она не проходила через это в одиночку.
Слова Норы попадают в цель.
— Тогда переведи ее на более позднюю смену, — огрызаюсь я, намереваясь развернуться и уйти.
— Она не возьмет позднюю смену, — огрызается Нора в ответ.
— На случай, если ты не заметил, Фиона упрямая. Сильная. И она никому не позволит относиться к себе подругому из-за беременности, — она оглядывает меня с головы до ног таким взглядом, который наводит на мысль, что ей чего-то во мне не хватает. — Хотя она позволила своему мужу относиться к ней подругому, но это только потому, что она абсолютно не виновата в том, что он мудак.
Я застигнут врасплох. Нора явно злится на меня, если в открытую называет мудаком.
Которым я и являюсь.
— Чтонибудь еще? — спрашивает она, вздернув подбородок.
Выгоняет.
Я пришел сюда с намерением сделать чтонибудь, облегчить дискомфорт Фионы, но не могу заходить еще дальше, как сделал прошлой ночью.
Руки сжимаются в кулаки по бокам. Мне хочется ударить по чему-нибудь.
— Нет, — говорю я. — Больше ничего.
Я потерпел неудачу.
Снова.
***
Я не ожидал, что день станет намного лучше после того, как причинил боль Фионе до восхода гребаного солнца.
Но также не ожидал, что это разрушит мою гребаную жизнь.
Я на работе. Редкий день, когда мы с Роуэном работаем вместе.
Он сделал так, чтобы это случалось нечасто. Мы все еще ни о чем не разговариваем, кроме работы. Он стоит, прислонившись к своему грузовику, и разговаривает по телефону, когда я выхожу из дома, чтобы взять еще кое-какие инструменты. Мои глаза просто случайно смотрят в его сторону.
Роуэн кладет трубку и подходит ко мне с серьезным лицом.
Инструменты из руки падают на землю.
Я понимаю, что что-то не так, как только вижу выражение его лица. У этого ублюдка чертовски непроницаемое лицо - в прошлом я потерял из-за него много бабла. Но выражение его лица вселяет страх в самое сердце.