687d1af9c0438e317469611e8e7649c4

Ни разу за месяцы.

Кип, человек, у которого, как я думала, была постоянная ухмылка на этом чертовом рту, теперь постоянно гримасничает, будто испытывает физическую боль.

Это только заставляет меня зарыдать еще сильнее, хотя этот мудак не заслуживает моих слез.

— Какого хрена ты плачешь? — требует он, теперь уже более жестко.

Он также не заслуживает объяснений, почему я плачу. Ему, конечно, не нужно знать, что даже я сама не знаю, почему плачу.

Конечно, есть множество причин, по которым я могу рыдать сейчас: холодный фальшивый муж, тяжелое финансовое положение, нестабильная иммиграционная ситуация, покрытые венами сиськи, изжога, ночные кошмары или судороги в ногах.

Все это достойно слез, но ни одно из них не является причиной, по которой я разревелась в этот конкретный момент.

 

— У-уходи, — рявкаю я. Или пытаюсь. Запинка в моем голосе притупляет резкость тона.

Кип никуда не уходит. Что, конечно, только заставляет меня заплакать еще сильнее. У меня нет сил бороться с ним. И его присутствие только усугубляет все мои перегруженные чувства.

— Фиона, — говорит он настойчиво, но теперь мягче. Голосом, который я почти узнаю. Настоящего Кипа. Или настоящий Кип холодный, жестокий и бесчувственный?

— Неужели ты не можешь просто быть злым, холодным и бессердечным, каким был последние четыре месяца? — скулю я.

Кип хватает меня за подбородок, приподнимая его.

Он заставляет меня посмотреть ему в глаза. Ну или не заставил, потому что я по-детски зажмурилась. Как будто это означает, что он не увидит моего покрасневшего взгляда, покрытого пятнами лица и общего жалкого вида.

Кип гладит меня по подбородку.

— Открой глаза, — просит он. Снова с этой знакомой, но странной мягкостью в голосе.

Именно мягкость заставляет меня подчиниться его приказу, несмотря ни на что.

Исчез жесткий, непреклонный взгляд. Его радужки снова заискрились, как океан.

— Почему ты плачешь?

Я глубоко вздыхаю. Потом еще раз.

— Не знаю, — честно отвечаю.

— Не знаешь? — спокойно повторяет он.

Я качаю головой.

 

— В какойто момент я счастлива. В следующий момент злюсь…

в основном на тебя.

При этих словах рот Кипа кривится. Почти улыбается.

— Иногда я возбуждена, — продолжаю. Что-то мелькает в глазах Кипа, но у меня нет сил анализировать это. — Иногда это! —указываю на себя, и новый приступ рыданий сотрясает мое тело. — И

я чувствую все это, одновременно испытывая смутную тошноту, но в то же время страстно желая чертовых пирожных. И у меня дома нет пирожных. У меня есть все, что нужно для приготовления брауни, потому что Нора часто бывает здесь, но я не умею готовить долбанные брауни, — разглагольствую. — И не могу позвонить Норе, попросить прийти сюда и испечь брауни, потому что у нее есть своя семья, о которой нужно заботиться, а я должна быть взрослой женщиной.

Думала съездить в пекарню, потому что у нас есть запас пирожных, которые Нора испекла вчера, но слишком устала, чтобы ехать.

Слишком устала, чтобы сходить в туалет, — теперь я чертовски близка к истерике. Почти визжу.

Какая-то отдаленная часть меня знает, что это всего лишь гормоны, но эта логичная мысль - шепот в гребаном урагане.

Остальная часть мозга считает совершенно логичным рыдать из-за брауни.

Кип несколько мгновений пристально смотрит на меня, может быть, чтобы убедиться, что я закончила, а может быть, оценивая, насколько я в своем уме. Жду, что он снова превратится в того холодного человека, которому совершенно противна ответственность за беременную жену, и за ребенка.

— Хорошо, — говорит он, лицо его остается несколько теплым.

Он наклоняется к кофейному столику и хватает пульт от телевизора. —Сначала мы включим «Гарри Поттера», — говорит он. — Потому что именно это нужно делать, когда грустно.

Мои истерические рыдания прекращаются.

— Откуда ты знаешь, что мне нравится смотреть «Гарри Поттера», когда грустно?

 

Кип включает фильм.

— Потому что ты говорила мне?

Ломаю голову, пытаясь вспомнить, когда могла рассказать Кипу о том, как фильм «безопасность моего детства» заставляет меня чувствовать себя защищенной и далекой от всех проблем.

Разве мы не были сосредоточены только на сексе? Ничего не узнаем друг о друге. Не испытываем симпатии.

Тогда было много секса. Очень много. Но были и долгие обеды.

С вином. И разговорами. Не о нашем прошлом. Ну, безобидные лакомые кусочки тут и там… о ситуациях, когда я вырубалась пьяной в старших классах, и о том, что пережила до того, как оказалась здесь.

Но перед Юпитером я была довольно беспечной. В основном подростковое пьянство и мелкие автокатастрофы.

Кип так же. Он немного рассказывал о Дейдре, о том дерьме, которое она вытворяла, покупала ему презервативы и эротические романы вместо порно, потому что хотела, чтобы он читал то, что написано женщинами, а не потреблял мусор, созданный мужчинами.

Одно только воспоминание заставляет меня улыбнуться.