687d1af9c0438e317469611e8e7649c4

— Очевидно, это пытка для тебя, — говорю я. — Ты не очень хорошо скрываешь свою ненависть к сложившейся ситуации, или вообще не скрываешь. То же самое и с твоей неприязнью ко мне. На это ты не подписывался, — я указываю на свой живот, и Кип напрягается. — Да, — говорю я. — Это не было частью сделки. Ты не узник ни в этом доме, ни в этом браке. Ты можешь уходить. Разведись со мной.

Я уже бесчисленное количество раз подумывала о том, чтобы сделать то же самое. Зашла так далеко, что даже договорилась о встрече с адвокатом. Но передумала в последнюю минуту. Если бы я развелась с ним, то, скорее всего, подожгла бы заявку на получение грин-карты и свои шансы остаться здесь. Следовательно, вернулась бы

в страну, где у меня нет друзей и, возможно, бывший муж, затаивший обиду - в последний раз, когда он разговаривал со мной, то пообещал убить - беременная и без особых перспектив.

Как бы сильно я не хотела жить с этим сварливым ублюдком и продолжать теперь уже болезненную сделку, у меня нет вариантов.

Теперь мне нужно думать о ребенке, который собирался выжить в «негостеприимной среде» моей утробы.

Кип, вероятно, тоже думал об этом. Я не умею читать мысли, но уверена, что именно это увидела на его лице в тот момент, когда рассказала ему. Убежать. Бросить меня.

Но он этого не сделал.

Он вернулся, чтобы совершить благородный поступок.

Ну, почти благородный поступок.

И это сбивает меня с толку. Я знаю, что он человек слова, что обязывает его ко многим вещам, таким как этот брак. Но опять же, беременность и пожизненная ответственность за ребенка не входили в первоначальное соглашение.

— Развод не обсуждается, — говорит он напряженным голосом.

— Я никуда не собираюсь уходить. По крайней мере, не сейчас.

— Конечно, — говорю я. — Пока я не рожу.

Его рука сжимается в кулак поверх блокнота. Он гребаный сгусток ярости. Клянусь, если я поднесу его слишком близко к огню, он взорвется к чертовой матери.

— Просто запиши это в гребаный блокнот, — ворчит он и мчится прочь.

— Еще двадцать две недели, — говорю я себе, хватая пакет с чипсами, откидываясь на спинку стула и чертовски ненавидя себя за то, что теперь мне захотелось вегетарианской лазаньи.

 

Глава 13

«Запеканка дорито»

Хотя это идет вразрез со здравым смыслом и всеми правилами, касающимися обиды на придурковатых папаш, я написала пожелание в гребаном блокноте.

Это не моя вина.

Я три месяца извергала гребаные кишки и выживала на спрайте, тостах и крекерах «Ритц». Мне нужно многое наверстать. К тому же голод, который я испытываю, живет сам по себе. Малышу наплевать на обиду, которую я затаила. Все, что его заботит, — это умение его отца прекрасно готовить.

Он приготовил. Все, что было написано в списке. Даже то малоизвестное дерьмо, которое я написала просто для того, чтобы поиздеваться.

Мы с Норой едим запеканку «Дорито», которую он оставил в холодильнике сегодня утром. Я не видела, как он готовит рассчитывает время, как фокусник, - но в холодильнике теперь всегда есть еда. Он переполнен. И не только тем барахлом, которое я заказываю. Здоровая еда там тоже есть.

Ягоды - все вымытые и в цветочных коробочках для хранения, которые я купила с благими намерениями мыть фрукты, потому что читала обо всех пестицидах, которыми эта страна опрыскивает овощи, но потом забыла о них или была слишком ленива. Морковные палочки.

Маленькие кусочки омлета, которые выглядят - и на вкус точь-в-точь как в Starbucks.

Я ем лучше, чем когда-либо в жизни. И благодаря этому, а также волшебству второго триместра, снова чувствую себя человеком.

— Могу говорить всякую чушь о многих блюдах американской кухни, но эта запеканка - одно из величайших достижений вашей страны, — говорю, отодвигая свою тарелку и с завистью глядя на бокал вина, который я уговорила Нору выпить.

 

— Тебе не обязательно оставаться с ним, — говорит она, хмуро глядя на тарелку, которую только что вымыла. О мастерстве Кипа многое говорит то, что две женщины, затаившие на него злобу, принципиально не могут отказаться от его стряпни.

— С Кипом? — притворяюсь невежественной. Конечно, я знаю, о ком она говорит. В моменты, когда она говорит о Кипе, у нее появляются особое выражение лица и тон. Ее губы плотно сжимаются, брови хмурятся, ноздри раздуваются. Но она старается не говорить о нем или с ним самим. Но Нора физически неспособна полностью игнорировать человека. Поэтому, она здоровается с ним и изо всех сил старается не хмуриться.

Он почти не показывается, когда она здесь.

И когда ее нет тоже.

— Да, с Кипом, — морщит нос, произнося его имя так, словно оно оскорбительное. — Ты можешь вышвырнуть его вон. Разведись с ним.

Я не прочь. Если бы ситуация была обратной, и моя лучшая подруга вышла замуж, залетела, а ее муж стал вести себя как полный придурок, я бы подожгла его машину.

Тогда я бы посоветовала ей развестись с ним.

Как будто это легко.

Да даже обычный развод - непростое дело.

Если бы существовала такая вещь, как обычный развод.

— Я не могу выгнать его или развестись с ним, — честно говорю ей, рассматривая противень запеканки.