687d1af9c0438e317469611e8e7649c4

У меня нет на него никаких прав. Помимо того, что я его жена. И мама малыша. Но это номинально. Только номинально. Это не имеет для него никакого значения.

Я уставилась на него. Он хорошо выглядит. Как всегда.

Загорелый. Фланелевая рубашка с длинными рукавами, плотно облегающая торс. На его подбородке щетина, потому что он давно не брился. Это почти можно назвать бородой. Выглядит старше и

брутальнее. Морщины на его лице тоже кажутся глубже, или, может быть, это из-за того, как он смотрит на меня.

Выражение его лица жесткое, лишенное эмоций, и он смотрит на меня. Нет, он… осматривает меня.

В его взгляде нет никакого тепла или признательности. На самом деле, кажется, что, по его оценке, мне чего-то недостает.

Я чертовски ненавижу то, как смущаюсь от этого.

Корни волос отросли, потому что я воздержалась от окрашивания из предосторожности. На мне нет косметики, и это подчеркивает бледность кожи, впалые скулы и общий изможденный вид моего обычно миловидного лица.

На мне леггинсы и майка, потому что я предприняла неудачную попытку сделать что-то вроде тренировки, но меня вырвало прямо в процессе.

Поэтому я зависла в социальных сетях, хмурясь на всех беременных женщин, бегающих марафоны и скачущих на каблуках, с макияжем как на праздник, что еще больше заставляет чувствовать себя слабой маленькой сучкой, которой не суждено стать матерью.

Я должна стать матерью, раз тело приняло маленького паразита внутри меня. Избавляюсь от всех без исключения питательных веществ, которые пытаюсь впихнуть в свой организм.

Возможно, природа пытается сказать мне, что я не должна стать матерью со всеми этими потерями, и все еще беременна только потому, что у Кипа какие-то упрямые сперматозоиды, не признающие поражения.

Подводя итог, я дерьмово выгляжу и дерьмово себя чувствую.

Это не самый мой лучший день.

— Что? — спрашиваю я, с трудом удерживаясь от того, чтобы не обхватить себя руками в защитном жесте. Понятия не имею, что делать в его присутствии. Это неловко. Как будто он какойто парень на одну

ночь, пожалевший, что трахнул меня, и слонялся поблизости, потому что ему больше некуда пойти.

Я подхожу к холодильнику, открываю его и морщусь при мысли о том, что там есть какая-то еда. От всего этого мне хочется блевать.

Вместо еды беру банку «Спрайта» – единственное, что могу надежно удержать в себе.

— Ты похудела, — повторяет он, когда я закрываю холодильник.

Он прислоняется к другому концу стойки, стараясь сохранять дистанцию между нами.

Как будто беременность заразна.

— Ну, я извергаю почти все, что пытаюсь впихнуть в свой организм, так что в этом есть смысл, — говорю я, открывая «Спрайт».

— Ты не должна терять вес. Ты должна набирать его, — отрезает Кип, в его голосе звучит раздражение.

Я свирепо смотрю на него. Его поза

прищуренные глаза смотрят на банку в моих руках.

 

напряженная,

 

а

 

— Ты не мой гребаный врач, — сообщаю я ему. — Ты мой фальшивый муж и сбежавший папаша будущего дитя. Ни одно из этих званий не дает тебе никаких прав комментировать мой вес, — я с грохотом ставлю банку на стойку. В последнее время я такая несчастная сука. Злость чертовски приятна.

— Ты растишь ребенка, а он не сможет выжить на гребаном Спрайте, — парирует Кип.

Я поднимаю бровь, глядя на него.

— Ты серьезно? — тихо спрашиваю я. — Ты серьезно стоишь здесь, комментируешь единственную вещь, которую я могу ввести в свое тело без последствий, ведя себя так, будто тебе не насрать на меня после месяца холодного отношения? Нет. Иди к черту. Ты понятия не имеешь, через что я прохожу, и это не твое дело!

Теперь я кричу. Кричать приятно. Мне хочется броситься и наорать на него, но у меня нет сил, и я не могу гарантировать, что меня

не вырвет ему в лицо. Хотя он заслужил это.

Кип уставился без всякого выражения, кажется, переваривая мои слова.

— Ты права, — говорит он наконец. — Это не мое дело, — затем поворачивается и выходит из комнаты.

Кип

Я кусок дерьма.

Мое отражение смотрит на меня с ненавистью и осуждением, которых я заслуживаю в полной мере. И даже немного больше.

Я пообещал себе, что никогда не буду сыном своего отца.

Никогда не заставлю свою жену чувствовать себя маленькой, уязвленной и слабой. Никогда не стану вымещать свое дерьмо на женщине, которая не сделала ничего плохого, кроме того, что оказалась замужем за мной.

И все же я здесь и делаю это. Повторяю этот гребаный шаблон.

— Ты чертовски отвратителен, — говорю я своему отражению.

Только теперь вижу не себя. Я вижу Фиону, кости ее бедер, выпирающих в леггинсах, ее лицо стало изможденным, губы бледными.

Я видел выражение ее лица, когда разговаривал с ней, наблюдал, как она замыкалась в себе в моем присутствии. Она была совсем не похожа на ту энергичную, вспыльчивую женщину, на которой я женился, готовую идти со мной рука об руку и побеждать.

Ну, мельком она показала эту сторону в конце. Ярость осветила ее лицо и напомнила, что с ней все в порядке. Что я не разрушаю ее безвозвратно.

Хотя выглядела она неважно.

Конечно, она выглядела чертовски красивой. Она всегда будет такой, несмотря ни на что.

 

Но казалась больной.