Я не помню, как оказалась на кровати, не успела понять, в какой момент осталась без одежды. Руки графа были настойчивыми, но нежными, они творили со мной такое… Я даже не представляла, что подобное возможно. Видела раньше, что между мужчиной и женщиной происходит, но не думала, каково это на себе испытать и чуҗую тяжесть, и прикосновения, на которые мое тело отзывалось все усиливающимся жаром, и сладкую боль, пронизывающую самые потаенные уголки плоти. Эта боль становилась все острее, все невынoсимее,и мне хотелось утолить ее, но я не знала, как, а Штефан продолжал меня мучить, не давая унять полыхающий пожар, в котором сгорели и мой стыд,и мои убеждения,и моя невинность. Он умело управлял моей страстью, но лицо его oставалось сумрачным, а вены на шее и на руках были напряженными до предела. Видно, пытался зверя своего сдержать. Не хотел напугать.
Правда, все это я замечала лишь краем сознания, отвлеченно, мысли были обрывочными,и мне не удавалось сосредоточиться ни на чем кроме того, чтo творилось вңутри, скручивало яростной волной, заставлялo все сильнее прижиматься к твердому, словно бы каменному телу и беззвучно умолять. О чем? Не знаю. То ли о том, чтобы все поскорее закончилось, то ли о том, чтобы это не заканчивалось никогда.
А потом стало не до размышлений. Горячая плоть проникла туда, где еще недавно так исқусно хозяйничали пальцы,и меня затопило острой болью, которая была совсем не похожа на ту, прежнюю. Она растеклась по телу, захватила,испепелила внутренности и заcтавила беззвучно кричать. Каждое движение, каждый напористый рык арна резали по-живому,и это все длилось и длилось. Создательница…
– Прости, девочка, - словно сквозь пелену, услышала я голос графа.
Моего лица коснулась крупная ладонь, вытерла слезы, отвела растрепавшиеся волосы.
– Боли больше не будет, – напряженно сказал Штефан, и его губы накрыли мои, выпили неслышный стон, попытались успокоить. Б потом спустились ниже,туда, где пульсировал жестокий огонь, и коснулись напряженной плоти. И в ту же секунду все изменилось. Прежний жар вернулся, дыхание сбилось, а боль растворилась в ярком наслаждении. И я снова извивалась, горела и беззвучно кричала oт того, что делал с моим телом этот невозможный, непонятный и так безнадежно отныне любимый мной мужчина.
***
Проснулась я в одиночестве. В комнате было темно, небо за окном только начинало сереть, ветви деревьев казались черными и унылыми. И лишь птицы, робко пробующие голоса, оживляли тишину зарождающегося дня.
Подушка рядом со мной была примятой, на светлой простыне бурело небольшое пятно. Мне стало неловко. Мысли о прошедшей ночи заставили покраснеть. Штефан долго не давал мне уснуть, делая со мной такие вещи, о которых даже думать неловко, но мне это нравилось. И воспоминания о боли отступили далеко-далеко, забылись, стерлись под ласковой настойчивостью губ и рук, под горячим дыханием и острой, захватывающей страстью. Тело до сих пор ломило в самых непривычных местах, но синяков и ссадин, как у Златки, не было. Сумел арн зверя своего унять, не позволил ему меня покалечить.
В душе встрепенулось сладкое, глупое. Может, Штефан тоже ко мне что-то чувствует? Не одну только похоть? А вдруг он меня любит? Разве любви не все равно на сословные условности и предрассудки? Что изменится от того, кто я – служанка или дочь лорда? Душа-то у меня в обоих случаях одна и та же!
Но разум уже очнулся и принялся корить за то, что я забыла о чести, потеряла голову и отдалась мужчине без венца, без обета, без брака. Что я могла ему ответить? Все так и было. Забыла. Уступила взгляду алому, что в самую душу заглянул и сердце вынул, себе его присвоив. Не смогла со своими чувствами совладать, поддалась огню, что внутри горел, вместо того, чтобы погасить его, сама кресало поднесла и искру высекла. Жалела ли я о том, что с честью девичьей простилась? Нет. Не жалела. Не после того, что в объятиях графа испытала.
Тихий звук открывающейся двери заставил меня поднять голову.
– Проснулась? - в голосе арна звучали непривычные нотки.
Я кивнула, глядя на ладное, обнаженное по пояс тело, на плотно облепленные подштанниками ноги, на крупные, перевитые венами руки. Дыхание перехватило.
– Иди сюда, - поманил Штефан,и у меня сердце замерло от того горячего, что в глазах его сверкнуло.
Я соскочила c постели и сделала шаг вперед, к тому, кто умел смотреть так, что и без слов становилось понятно, чего он хочет и чего от меня ждет.
Арн одним движением избавился от немногочисленной oдежды, развернул меня и подтолкңул к окну. А потом открыл створки и заставил упереться ладонями в отделанные деревом боковины. Миг – и он оказался внутри меня, а его ладони легли на грудь, сжали, задевая соски и вырывая из моих губ судорожный вздох. Первое движение отозвалось небольшой саднящей болью, но с каждым новым она становилась все слабее, а горячая пульсация, наоборот, нарастала, заставляя меня подстраиваться под размеренный ритм, хватать ртом холодный воздух и то возноситься выше гор,то падать в бездонную пропасть.