- Прошу покорно, Ваше высочество, господа! Пойдемте, все уже готово, Василий
Васильевич ждет, - Директор музея быстро семенил впереди шести человек, проследовавших
за ним, по высокой мраморной лестнице, застеленной темно-бордовой ковровой дорожкой.
Здание Императорского музея живописи и изящных искусств было практически пусто, и под
высокими сводами гуляло приглушенное эхо. В 10 вечера посетителей, естественно нет, да и
персонал, с раннего утра готовивший завтрашнее мероприятие был уже отпущен. Вокруг
царил таинственный полумрак. Светильники были на две трети притушены, что всегда
делалось после закрытия – живопись не любит слишком много света.
Первыми за директором поднимались изящная дама лет 30-и в строгом, но только
подчеркивающем красоту и грацию фигуры вечернем платье, и ее улыбчивый спутник в
темно-синем костюме с новомодным широким галстуком на ослепительно белой манишке. За
ними, оживленно беседуя, следовали четверо военных. На погонах одного из двоих идущих
впереди солидных адмиралов гордо «восседали» три орла, а у его собеседника поверх таких
же птичек лежал императорский вензель…
В гардеробной тихо шушукались:
- Ну, конечно! Сама видела всех! Великая княгиня с Банщиковым, и с ними чуть не вся
верхушка морского министерства… Да нет! Кроме генерал-адмирала и адмирала, капитан 1-
го ранга и четвертый с ними – тот, врод, не моряк. Полковник по гвардии… А почему на нем
мундир армейский вроде, а черный?
- Тебе, дурында старая, объяснить? Или сама догадаешься, кто такие парадки носит…
- Батюшки святы! Не догадалась… Секретного приказу, значит…
- Молчи громче, сорока бестолковая.
- Свят, свят, прости, Господи, грешницу… Ой, а Банщиков-то красавец какой!
- А у него в министерстве уродов нет, вон у Катерины ухажер каков…
- Да цыц, вы! И сам ведь командующий всего флота тоже приехал.
- Сам Макаров? Генерал-адмирал который?
- Да. Это тот, что с палочкой и в перчатке. И адмирал Руднев, тот что с ним рядом, и без
палочки… Да они оба с бородой! По палочке и отличай, раз по погонам на способна.
Между тем, гости миновав несколько галерейных залов на втором этаже, приближались
к цели своего визита:
- …И зал назван «Морская слава России». Вернее не один зал, а два. К завтрашнему дню
мы уже готовы совершенно, как Вы отбудете, встанет охрана… Ну, вот: почти пришли.
Сейчас, сейчас все сами и увидите! А вот и Василий Васильевич нас встречает, -
скороговоркой продолжал директор, проходя последний зал в анфиладе, заканчивающейся
высоченной резной дубовой дверью.
Левая половина двери открылась, и легкий ветерок колыхнул полотнища двух огромных
Андреевских флагов, висящих слева и справа от нее. Один из них был обожжен по краю и в
нескольких местах пробит чем-то раскаленным, так как отверстия были с обгорелыми краями.
Второй, с изображением Георгиея-Победоносца посредине, так же был посечен, хотя огонь
его и не коснулся. Лишь в верхней части, просматривались какие-то бурые пятна…
Адмиралы, следовавшие позади, полушепотом обменялась короткими замечаниями:
- Слева «Варяг», Степан Осипович.
- Точно. Справа «Александр»…
Из открывшейся навстречу голосам гостей двери вырвался поток яркого света, в
котором в коридор величественно выплыла фигура в коричневом бархатном жилете и с такой
же окладистой бородой, как и у двух адмиралов.
- Ваше высочество, господа, а я начал бояться, что уже и не приедете, а завтра ведь тут
такой кавардак будет, что…
- Василий Васильевич, дорогой Вы наш, ну не виновата я, это вот им пеняйте, сама два
часа ждала, когда они под шпицем свои счеты-пересчеты по программе этой закончат! Степан
Осипович, идите, винитесь перед Мастером. И вы, Всеволод Федорович, хватит за молодежь
прятаться.
- Тоже мне молодежь, хохотнул Макаров, обнимая старого друга, - ну, Василий
Васильевич, давай, веди нас дорогой. Теперь тебе ответ держать, ведь неслыханное дело, три
года с лишком мариновал, хоть бы эскизик какой показал, набросочек, а вдруг ты нам все
корабли… Ну, все, не томи нас, показывай! Где он, твой «Шантунг»?
Окунувшись в яркий свет отражающихся в паркете хрустальных люстр, наполнивший
высокий зал ощущением бесконечности огромного пространства, вошедшие остановились в
полной тишине…
Левой стены у зала не было... Нет, она, конечно, была, просто девять десятых ее занимал
океан… Вернее огромное полотно картины, на котором среди красоты закатного великолепия
Желтого моря, в вихрях вздыбленной снарядами воды, в буром дыму и сполохах пламени от
выстрелов и пожаров, вел свой теперь уже вечный бой Флот Тихого океана…
Безвременье кончилось, когда Степан Осипович выдохнув, произнес, наконец:
- Василий, это… Это… Прости, друг дорогой, старого дурака…
Остальные гости пока молчали. Но вот мелко-мелко заморгал Руднев... Каперанг Рейн
хрустнул костяшками пальцев. На его скулах играли желваки... Там, в этом бескрайнем море,
прямо перед ним, умирал его любимый корабль, его красавец «Баян». Теперь уже вечно... Но