4891

Когда началась Перекраска, разговорчики о зловонных миазмах, просачивающихся из Западного крыла, прекратились, как по команде свыше, вслед за чем ССанКордон разобрали по кирпичику. То есть, сперва его вроде не планировали сносить, а хотели выкрасить в веселенькие тона, во что-нибудь жизнеутверждающее, размалевав цветочками, незабудками и лютиками, чтобы не отпугивал туристов непрезентабельным видом, а, наоборот, зазывал. ССанКордон, кто бы спорил, и вправду, не блистал. Грязно-бурая, вся в зловещего вида потеках кладка, выщербленная и перекосившаяся за долгую и непростую историю Красноблока, производила отталкивающее, гнетущее впечатление, напоминая известную мрачную стену, к которой лягушатники поставили своих коммунаров. Собственно, он так и задумывался чрезвычайниками, чтобы внушать страх уже на дальних подступах к Красноблоку. Чтобы враждебно настроенные жильцы, разнообразные критиканы и просто провокаторы, не совались к нам со своими дурацкими советами, а, сунувшись, проглатывали язык. Вдобавок, внешняя часть стены использовалась идеологами как агитплощадка. Нанесенные здесь лозунги в человеческий рост, призывали стройбанов Западного крыла воссоединиться со своими красноблочными собратьями, чтобы, дружно взявшись за лопаты, достроить-таки распрекрасный Светлый чердак. Тут же, буквами чутка пожиже, сообщалось о суровой ответственности, которая неизбежно постигнет диверсантов и вредителей, надумавших сыпануть нам в подшипники песок. Внутренняя поверхность ССанКордона пестрела предупредительными табличками, адресованными стройбанам. Для начала, им категорически возбранялось прислоняться к стене. Разумеется, это все абсолютно никуда не годилось, если уж мы сделали упор на межэтажный туризм. Экзотика, спору нет, манит экстрима, но наши красноблочные граффити выглядели чересчур реалистично даже для них. Ведь с чего, собственно, началась Перекраска? Догадались? С политики Открытых Дверей, провозглашенной последним управдомом Красноблока. Он, видите ли, ничего не мог поделать со своей гостеприимной натурой.

— Заходите, гости дорогие, и берите, что криво лежит, тем более, что у нас практически все криво лежит, и ничего этого нам не жаль, уж такие мы хлебосольные жильцы! — заявил, сверкая глазами, этот придурок на собрании ассоциированных членов Организации Объединенных Отсеков, стоило ему только вскарабкаться на трибуну. Уму непостижимо, как такого болтуна вообще допустили в управдомы, куда только соглядатаи смотрели? Он же на дух не переносил символический для всего нашего Блока красный цвет. Видите ли, в детстве его бросила мать, якобы, втрескавшаяся по уши в пожарного и укатившая с ним на штатном противопожарном самокате. Мало того, этот пожарный, чтобы он сгорел, еще и ухитрился снабдить будущего управдома похожим на след от ожога родимым пятном радикального красного цвета. И, сколько бедолага не тер впоследствии отметину пемзой, а, бывало, и обломком кирпича, она лишь прибавляла в цвете. Из-за этого проклятущего пятна его нещадно дразнили все, кому только не лень, обзывая Меченым. Бедняга так привык к обидному прозвищу, что почти позабыл настоящее имя, а оно у него было красивым и современным. Будущего управдома звали Консенсусом…

Подвергаясь непрестанным издевкам, Консенсус возненавидел красный цвет, который, вместо законной гордости за героические свершения стройбанов, вызывал у него аллергию, не поддающуюся лечению диазолином, даже если глотать таблетки пачками. Копившиеся годами обиды взывали к отмщению. Шанс представился, когда его избрали генеральным секретарем Геронтобюро — высшего руководящего органа Красноблока, куда принимали лишь впавших в старческий маразм жильцов. Консенсус мастерски симулировал симптомы, одновременно подделав дату рождения в учетной карточке стройбана. А когда соглядатаи хватились подвоха, стало уже поздно.

— Хватит с нас этого давленного буряка на стенах! Сколько можно пичкать стройбанов борщом?! Может, мы марципанов хотим?! Или пиццу с лазаньей! Что скажете, товарищи, как вам бефстроганов на обед?! — каждое утро надрывался Меченый, едва заделавшись управдомом. Против мегафона, при помощи которого он компостировал нам мозги, были бессильны самые плотные ватные тампоны в ушах. Еще бы, ведь аппарат был импортным, его изготовили в Пентхаусе по спецзаказу для легендарной Маргарет Тучи.