48 минут, чтобы забыть. Интенция

Пистолет в руке потяжелел раз в триста, потому что теперь не этот мальчишка оказался в ловушке, а я сам.

Парень медленно вытянул из ботинок длинные шнурки и, сложив пополам, принялся плести штоковый узел. Словно ничего не происходило. Только зрачки у него в полную радужку. И дыхание вдох через два. Рваное.

Его страх выдавал себя неосознанно, и я приоткрыл рот, чтобы судорожно вдохнуть. Присел напротив на корточки, не зная, что делать, и только тогда заметил: в отличие от меня, мальчишка прекрасно знал, чем все закончится. Он смирился, даже не пытаясь бороться со смертью, которая приняла его собственное лицо. Только повзрослевшее лет на десять.

— Покончи уже с этим, а, — тихо сказал он, крепче затягивая верёвку, и я готов был набросился на него за то, сколько уязвимости, боли и слабости прозвучало в голосе. Не было даже намека на злость или ненависть, когда враг высился напротив с оружием в руках.

И в этот момент я ясно осознал, почему оказался здесь. Максфилд хотел показать, каким я сам был когда-то.

В голове отчаянно слышался его голос:

«Того слабака-мальчишки больше нет! Он умер, Ник, слышишь?

Вставай и дерись! Как бы плохо тебе не было!

Ник... Ник...» словно эхо в тоннеле, все дальше отдалялся голос, пока не исчез.

Он зашифровал в этой комнате послание, потому что знал, все это время я притворялся. Не отпустил прошлое, а просто спрятал ото всех за колючими заборами, по которым еще и ток пустил. Злыми ухмылками умело маскируя многочисленные ножевые раны на душе. И теперь, чтобы остаться в Кораксе, я вынужден его уничтожить. Убить в себе того забитого мальчишку и перешагнуть через его безжизненное тело.

Я сделал глубокий вдох и снял пистолет с предохранителя.

— Закрой глаза, — скомандовал я парню. Твердости хватило лишь на голос, для взгляда ее не осталось, поэтому я сам опустил глаза и добавил: — Не нужно тебе это видеть.

Я мог поклясться, что сквозь стены чувствовал, как довольно улыбаясь, полковник кивнул лаборантам, записывающим каждый чудовищный эксперимент в свои большие тетради. Наверное, мне не хватит целой жизни, чтобы до конца понять, что движет этими людьми. И я осознал, что ненавижу Коракс. Ненавижу каждую секунду, которую провел здесь, ненавижу тот факт, что сказал «хорошо», когда Джесс предложил уехать с ним — и ненавижу себя за это. Максфилд хотел, чтобы я не боролся со своим гневом, а принял его как свою силу? Да будет так!