48 минут, чтобы забыть. Интенция

Я чуть отстранился, чтобы не давить сильно, и наклонился к ее губам. Касаясь невинно, мягко, с хрупкой робостью, которую никогда не проявлял по отношению ни к одной девушке. И сердце вдруг встрепенулось. Задохнулось от количества эмоций, внезапно затопивших его. А потом Виола скользнула в мои объятья, притягивая за талию, как будто благодаря за понимание.

Половица под нами скрипнула. Я перенес вес на другую ногу, и соседняя доска тоже застонала. На этот раз мы уже вместе не смогли сдержать хохота.

— Все в этом доме против нас, — прошептал я Виоле на ухо. — Видимо, чтобы целовать эти губы так, как я хочу, и не разбудить при этом все побережье, мне придётся вынести тебя на крышу.

— Учитывая степень твоей везучести, она обязательно под нами рухнет, — поддразнивая меня, ответила она, чуть отстраняясь.

— Эй, — потянул я её за локоть, возвращая в свои руки. Поцеловал и добавил: — Значит, первое, чем я займусь с утра, будет крыша.

***

Поспать удалось не более часа. Меня разбудил приглушенный грохот. Я сел, упираясь руками в кровать Джесса, и потер глаза. Прошло пару секунд. Звук повторился. Стараясь издавать как можно меньше шума, я спустился вниз, прокрался в гостиную и замер.

Света луны оказалась достаточно, чтобы разглядеть знакомый силуэт. Затягивая шнурок на штанах, я застыл.

Прислонившись спиной к дивану, отец сидел на полу. Его стеклянный взгляд был направлен в одну точку. В воздухе пахло алкоголем.

 «Только не снова!»

Пришлось сжать руки в кулаки, стиснуть челюсть, и заставить себя не двигаться с места. Каждый мускул буквально кричал: «Отсюда надо убираться! Уйти и не останавливаться, пока невысказанные обвинения не перестанут отбивать в голове набатом», потому что мне отчаянно хотелось его ударить. И на этот раз не словом, а делом.

Но я никогда бы себе не позволил.

— Везет тебе, — ехидно произнес я, чувствуя, как наружу рвется смешок. — Я бы тоже напился. — И сам для себя тихо добавил: — Только Эхо с алкоголем плохо сочетается.

— Чего? — переспросил отец.

Я спустился по ступенькам вниз, вставая рядом. Глядя на него сверху вниз.

— Ничего, вставай! Хватит на полу валяться. Почки тут оставишь.

— Проваливай, Ник, — гаркнул отец. Даже с этого расстояния я смог почувствовать, как от него разило перегаром.

— Да свалил я уже. Давным-давно. Лет десять как, — устало выдохнул я и присел на пол рядом. Удивительно, как спокойно и отстранённо ровно прозвучал собственный голос. — А ты все никак не успокоишься.

Отец в руках сжимал листок, и я выдернул его легким движением пальцев. Он попытался забрать, но это было нереально, учитывая его состояние. Медленно развернув, я уставился на черно-белый рисунок чернилами. Порядком потрёпанный. Мамин автопортрет.

— Она тут красивая, — тихо сказал я, разгладив излом на бумаге.

— Она всегда была красивая. Ты похож на нее.

— Поэтому ты наказываешь меня за это?

Отец притих. А я сидел на холодном полу и ждал, пока он выплеснет накопившиеся обиды, но ответом служило молчание.

Ситуация — абсурд.

Покрутив в руках рисунок, я тихо хмыкнул, хотя мне было не смешно, и уже подумал, что отец заснул, но услышал тихое всхлипывание.

Отец прикрыл лицо ладонью и захлебнулся звуком на полуслове, не в состоянии закончить. Голос перешел в стон. Стон превратился в хрип, а потом в рваный шепот…

— Прости, что меня не было рядом…

Я оцепенел, ожидая чего угодно, только не слез. В его позе сквозило столько беспомощности и жалкой уязвимости, что пришлось с силой сглотнуть.

— Да ладно, чё уже. Все нормально, иди спать.

— Нет, не нормально, — пробормотал он, снова заливаясь слезами. — Это я все испортил.

И если с собственным разломом я сумел смириться, научился существовать, выстроив вокруг высокие стены, то видеть, как ломается отец, было выше моих сил. Я поднялся и протянул ему руку, чтобы помочь встать, но он ее проигнорировал.

— Ты можешь подняться?

Судя по всему, нет.

Он уже меня не слышал, бормоча что-то невнятное, уткнувшись взглядом в трещину в досках. Я мог бы закинуть отца на плечо, но побоялся, что сломаю ему что-нибудь ненароком. На слова он не реагировал.

Не обращая внимания на протесты, я подхватил его под лопатки и колени, а затем осторожно встал, развернулся боком и сделал шаг к лестнице.

Шагая по ступенькам, я не мог поверить в происходящее, потому что именно здесь, в этом доме все еще ощущал себя мальчишкой. Но реальность твердила иное. Или я стал настолько сильнее, или отец легче. Все перевернулось с ног на голову.

Толкнув плечом дверь в темную спальню, я опустил его на кровать. «Возможно, видимся в последний раз» — мелькнула мысль, потому что один Бог знает, сколько ему осталось. Потому что здоровые люди так не выглядят. У них не трясутся руки. Они не пьют столько таблеток. И не весят так ничтожно мало.

Я взглянул на стоящие на тумбочке пузырьки и блистеры. «Ибупрофен». Кто его сейчас назначает вообще? Ведь есть современные более эффективные средства.