48 минут, чтобы забыть. Интенция

Я не озвучил своих мыслей, но Виола смущенно улыбнулась, как будто услышала.

Кто бы мог подумать, что девушка, которая, как я думал, чуть не разрушила мою жизнь, вдруг станет ее благословением? Она ворвалась в мою жизнь в тот момент, когда я меньше всего ожидал, но именно тогда, когда больше всего в этом нуждался. Если бы не Ви, я бы и вовсе не узнал, что счастье — не просто слово, не легенда и не книжная сказка. Что можно, обернув вокруг него руки, вдохнуть родной запах, закрыть глаза и наконец почувствовать себя…

… любимым?

***

Мы вышли из машины, остановив ее у обочины дома. При взгляде на запущенный двор меня аж зло взяло, а кроссовки приросли к пыльной дороге. Намертво приклеились.

Здесь ничего не изменилось с того момента, как Джесс меня забрал.

Я сразу заметил мужчину, наблюдающего из-за забора. Он с любопытством рассматривал Виолу, припаркованный внедорожник, а потом перевел взгляд на меня и замер. Мы молча глядели друг другу в глаза. Он узнал меня. А я узнал его.

Хотя я смутно помнил, как выглядел отец, разум сопоставил его портрет с запрятанным внутри закоулков памяти снимком. Широкое лицо, нахмуренные брови и пронзительно серые глаза, как у брата. Морщины в углах глаз, но явно не от смеха. А на подбородке шрам. Это не трудовое увечье, кошка поцарапала, откуда-то я это знал.

Виола, почувствовав замешательство, взяла меня за руку, крепче сжав ладонь.

— Дышать не забывай, — шепнула она.

Отец прищурился, желая убедиться, что ему не показалось, и медленно подошел.

— Здравствуйте, мистер Лавант, — произнесла Ви. — Я Виола Максфилд.

Широко улыбнулась и протянула руку.

— Добрый день, — осторожно ответил отец, отодвинул засов на воротах и сделал шаг назад, пропуская нас.

Закрыв за собой калитку, — облупившаяся краска осталась на ладони, — я оглядел двор, остановившись на перекошенном заборе, который также, как и десять лет назад, кренился вбок, сколько мы с Джессом не пытались его выровнять. Несмотря на то, что я никогда не был дотошным, сейчас этот забор ненавидел. Сам факт его убогости приводил в бешенство.

Оторвав взгляд от несчастной изгороди, я наконец повернулся к отцу и спросил:

— Что, всё настолько хреново?

Наверное, странно начинать разговор с этого вопроса после десяти лет молчания. И хотя память моя — та еще стерва, оказалось легче верить ей, чем своим глазам.

— Как видишь.

И я действительно видел. Не только это место медленно разваливалось на части, но и мой отец.

В голове все еще прочно сидел образ нашей квартиры на третьем этаже в Хендон Централ и добрый взгляд матери. Я помнил, как отец обнимал ее со спины широкими руками, а мама выгоняла нас спать, потому что «начинается взрослое время», на которое мы никак не реагировали, а лишь подтрунивали над родителями, норовя получить вдогонку кухонным полотенцем.

— Вы надолго? — вытащил из мыслей отцовский хриплый голос.

Я и сам не знал.

— У тебя забор перекошен, — ответил я, недовольно кивнув за спину.

— Знаю, — ответил он. — А еще крыша начала протекать той весной, и окно гостиной повело, стекло того и гляди лопнет. Еще претензии?

«Более чем достаточно», — хотел ответить я, но сдержался.

Несколько секунд он рассматривал Виолу, а потом повернулся ко мне:

— Проходите, раз приехали, — и зашаркал к дому.

Я закрыл глаза и мысленно помолился, чтобы то, что Ви увидит внутри, не повергло ее в шок, заставив развернуться и убегать со всех ног. Обругал себя, что не оставил девушку в Лондоне, и прошел в дом.

Воспоминания, словно трава по весне, начали прорываться, накладываясь на картинку перед глазами: стены, сто лет не крашенные, серые от пыли; старый коврик под ногами, местами вытоптанный; на обувной полке резиновые сапоги и помятые тапочки. Пустых бутылок не было, и я облегченно вздохнул, больше всего опасаясь, что найду отца в невменяемом состоянии. Наверняка Виола подумала, как можно вообще жить в такой дыре?

— Мы, конечно, не шикуем, — сказал отец больше Виоле, чем мне и, опираясь на трость, присел на стул. — Зато здесь тихо и спокойно. Мне нравится.

Как он мог говорить такое, зная, что этот город уничтожил нас? Сломал изнутри. И даже спустя десять лет я стоял на том же месте, все также рассыпаясь душой прямо на вытершийся коврик.

— А я всегда ненавидел это место, — резко ответил я.

Виола приподняла бровь, посмотрев на меня взглядом, призванным поставить на место. Я проигнорировал.

— Нас с Джессом никто не спрашивал, увозя из Лондона.

Судя по выражению лица отца, у меня получилось его задеть. Вот только остановиться я уже был не в силах.

— Чтобы привезти сюда семью надо быть полным кретином. Потому что вырасти здесь — приговор собственному будущему. Пожизненный. А место это — дыра, каких еще поискать.

— Не все любят город, Ник, — снова вмешалась Виола.

— Скатертью дорога, в таком случае. В краю обвалившейся штукатурки и пьяниц, подпирающих разрисованные стены, всегда есть свободное место.

Отец хмыкнул, но лезть не стал.