Взгляд цепляется за мужское лицо фрагментами — здесь он так молод. Так не похож на себя нынешнего. Волосы темные. Глаза синие, как лед. И только сейчас, с опозданием, я понимаю, кого он мне так сильно напоминает. И это откровение выбивает почву из-под ног.
Вот почему я так упорно выбирала Ника раз за разом? «Потому что отец тебя оставил».
Как по полу жемчуг, перед мысленным взором рассыпаются воспоминания.
Колени подгибаются, я хватаюсь за стену, чтобы удержать равновесие, и медленно опускаюсь на пол прямо возле стопки полотен. Я сама, не осознавая того, столько лет переплетала наши судьбы. Не будь меня, его жизнь могла бы сложиться совершенно иначе.
Слезы тяжелыми каплями и безобразными, рваными всхлипами рвутся наружу, и их уже не остановить. Я закрываю лицо, прижимая ладони к глазам, настолько устав от всего происходящего, что внутри остается лишь одно желание — исчезнуть. Холод парализует голые ноги, поднимаясь вверх от каменного пола. Но мне всё равно. Даже если к лихорадке добавится пневмония. Плевать.
Я не знаю, сколько так сижу. Потому что не слышу даже шагов, погрузившись словно в вакуум. Чувствую лишь, как чужие руки молча подхватывают меня и относят обратно на кровать.
Хочется ударить его, накричать, чтобы отпустил, но я чувствую себя сломанной куклой. Выходит только открывать и закрывать глаза.
— Все нормально, — говорит Тай. — Знаю, шов болит. Поплачь, тебе легче станет.
— Ненавижу, — выдавливаю я из себя, сама не зная, что подразумеваю больше: мнимое участие Тайлера, злость от того, что нахожусь взаперти, гнев на всех вокруг или себя саму.
— Если я тебе нравлюсь только, когда ненавидишь, я не против.
— Какая забота. — Почему-то в этот момент кажется, что именно Тайлер принес сюда этот портрет. Глупо ведь? Поступок кажется извращенной пыткой. Он бы так не поступил. Не поступил бы?
— Разве я мог оставить принцессу в беде? — вежливо отвечает он.
Надо бы молчать, но слова сами с языка рвутся.
— Я переросла эту роль, Тай, — говорю я, уточняя: — Потому что сама стала бедой. Ник знает. Можешь у него спросить.
Этого Тайлер точно не простит. Так пусть уже наконец сорвется! Но вместо того, чтобы накричать или уйти, Тай упирается коленом в матрас.
— Надеюсь, у тебя под подушкой нож не припрятан? — спрашивает он. Постель прогибается, когда он ложится с левой стороны, так что нас теперь отрезают друг от друга лишь сантиметры воздуха.
— Надейся, — отвечаю я, отодвигаясь как можно дальше, держась из последних сил, чтоб не устроить истерику.
Не знаю, сколько времени мы просто молчим, а потом Тай вдруг произносит: — Я скучал по тебе, Виола Максфилд.
Будто пытается перебросить мост через непреодолимую пропасть, разделяющую нас. Только я не хочу воздвигать со своей стороны опоры.
— Не произноси больше эту фамилию, договорились? — Я все еще не могу смириться с тем, как имя отца и его образ проходит красной нитью через всю мою жизнь.
— Твой отец ублюдок, — отвечает Тай. — Думаю, каждый выпускник этого здания не сомневаясь ни секунды оставил бы его привязанным к деревянной колоде где-нибудь в пустыне под Ливаном, чтоб его разорвали шакалы.