48 минут, чтобы забыть. Фантом

Сначала я не могла поверить в то, что происходящее между нами — правда. Теперь я знаю — власть пьянит. Сначала тебе кажется, ты вправе изменить всё, но это чувство обманчиво. Вина не позволит тебе пережить это. Потому что каждый раз, когда я тону в глубинах теперь уже совсем не леденящих синих глаз, каждый раз, когда Ник открывается чуть больше — а ведь мне одной известно, что такая честь выпадает не каждому, — я сжимаюсь. «Ложь. Ложь, Ложь», — повторяет совесть. Этот внутренний голос уже сидит в печенках, и я не могу его заглушить никакими оправданиями. И чем дальше все между нами заходит, тем становится хуже.

Сегодня Ник сказал, что нашел лабораторный дневник. Оказалось, их у него несколько. И тот, что хранится в Кораксе, заканчивается нашей первой встречей.

— Чем я думал, когда писал это туда? — развел он руками и, поцеловав в макушку, уверил, что удалил все упоминания обо мне.

И вот я опять не сплю. Думаю о том, как вернувшись с работы, Ник укутает руками, поцелует в шею, тихо шепнет, что хочет меня прямо сейчас. Знает, что стоит подразнить, и минуты не пройдет, как я буду расстегивать его рубашку. А противный голос внутри повторяет: в такую, как ты, никто не влюбится. Это все ложь. Правда была там, где вам по тринадцать. Но ведь сейчас все взаимно? Так откуда горечь? Потому что знаю: подыграв себе, я, возможно, уничтожила единственный шанс на счастье. Если Ник узнает, не простит.

Он сжимает мои руки, с каждым толчком вытесняя из меня сомнения. Его губы шепчут прямо в мои: «Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя». И я верю. Как и в то, что моего поступка никогда не было…»

Боль в боку напоминает, что я все еще здесь. Еще жива, и написанное — правда, которую придется проглотить. Руки дрожат, а сладковатый вкус алкоголя на языке теперь кислит.

— Пойми меня правильно, Виола, — совершенно спокойно произносит Джесс, складывая перед собой руки треугольником. — Ты хорошая девушка, но ты меня совершенно не заботишь. Я делаю это ради Ника.

— Так почему не выдал? У тебя была сотня возможностей ему рассказать.

Я чувствую, как Джесс напрягается. Все это время он наблюдал, проявляя осторожность, боясь сделать лишний шаг, но точно знал, когда следует достать из рукава припрятанный козырь.

— Потому что сам поступил так же, — произносит он, и я едва не роняю листок из рук. — Честность за честность. Я изменил день, когда погиб Тайлер.

— В каком смысле?

— Это не я, а Ник отдал Таю команду проверить заминированный сектор, — тихо произносит Джесс, и я замираю, впитывая каждое слово. — Одно неверно принятое решение, но оно убивало Ника сильнее яда. Тогда я обратился к твоему отцу, и полковник пошел мне на встречу. Я изменил всего строчку в дневнике — переставил местами его и свое имя, а потом мы стерли Нику память. Теперь он считает, что команду отдал я, только никто не мог предположить, что с этого момента я превращусь для него во врага. Эффект бабочки, — грустно улыбается Джесс. — Но я не жалею. И готов, если понадобится, вскрыть правду. А что тебе делать с этим знанием, решай сама.

Джесс встает, разворачивается на каблуках и уходит. Ему не нужен ответ. Он уже его знает, потому что не оставил мне выбора. А я остаюсь сидеть, сжимая измятый лист в руках, слушая приглушенные шаги на лестнице и ощущая, как медленно падаю в пропасть.

Спустя минуту дверь распахивается, и я прячу бумагу в карман.