— Я не могу рассказать ему сейчас, — шепотом кричу я.
— Почему? — спрашивает Арт, потирая предплечье, на котором наверняка остались следы моих ногтей и синяки от пальцев.
— Слишком много между нами произошло с момента побега. Дерьма по большей части. — В этот момент по мне бьет каждое сказанное Нику презрительное слово, все наши стычки и ссоры, коих было немало. — Мое мнение о нем было ужасным. Ужасно неверным. Я просто не вынесу его снисхождения из чувства долга, понимаешь?
Моя наивность, взявшись за руку с глупой надеждой на счастье, выросшей по сути из ничего, из черных букв, сложенных в слова и предложения, убедили меня в том, что я для него что-то значу. Но значу ли? Пусть Ник и оказался лучше, чем я о нём думала, разве это изменило что-то между нами здесь, в реальности?
— Я просто хочу любить кого-то, кто будет любить меня в ответ. И не потому, что чувствует себя обязанным, как это вышло с Шоном, — стараюсь объяснить я.
— Ник бы не стал.
— Ты уверен?
Он замолкает, не решаясь спорить.
— Дай мне неделю. Пожалуйста, — прошу я. — Я расскажу ему все сама, но только когда буду готова. Когда мы оба будем готовы к этому.
Арт недовольно отворачивается и, сжав ладонь в кулак, легонько бьет по стене.
— Теперь я уже жалею, что влез в это дерьмо, — стонет он. — Молчание — не моя сильная сторона, ты же знаешь.
Знаю. Сегодня смогла убедиться лично. Поэтому я подхожу ближе, обхватив двумя ладонями его кулак, убираю его от стены и прошу:
— Всего неделя, Арти. А потом я всё расскажу. Обещаю.
Из комнаты Ника доносится шум. Шаги гремят в коридоре, а потом на лестнице. Значит, все разошлись. Собрание закончилось.
— Ладно, — неохотно тянет Артур. — В конце концов он твой парень, не мой. Тебе решать. Просто если Ник узнает, что я от него скрывал, он меня прикончит.
— Не прикончит, ведь ты его лучший друг.
— Слабое оправдание, — отмахивается Арт, вскинув бровь.
Постаравшись сделать максимально убедительное лицо, я кладу ладони ему на плечи и прошу: — Арти, ну пожалуйста.
Он демонстративно закатывает глаза:
— Хорошо тебе говорить, ведь ты девушка. Тебя Ник не убьет.
— Зато это сделает его брат, — отвечаю я. — И поверь, он на то, что я девушка, не посмотрит. Еще и обставит всё как несчастный случай.
Арт ухмыляется, качая головой:
— Старину Джесса я возьму на себя. Только прошу, не затягивай с этим, ладно? — Он открывает дверь и на пороге добавляет: — Одна неделя! — А потом уходит.
Я устало прислоняюсь к пыльной стенке. На рукаве тут же остается белесый след, и я принимаюсь стирать его другим рукавом. Из комнаты Ника слышится недовольный голос Джесса. Я хочу развернуться и уйти, но останавливаюсь, выхватив собственное имя из монотонного бурчания.
— И что теперь с ней делать? — спрашивает Джесс. — Ты же понимаешь, пока Виола здесь, Максфилд нас в покое не оставит. Он будет искать ее даже по ту сторону океана. Ее надо вернуть отцу.
— В каком смысле вернуть? Она же не вещь, — отвечает Ник. — Если решит остаться, значит, так и будет. И тебе придется смириться, нравится она тебе или нет.
— А тебе? — вдруг спрашивает Джесс.
Ник притихает.
Не дождавшись ответа, я залепляю его многозначительным молчанием, словно пластырем, дыру в сердце и, прикрыв дверь, выскальзываю из подсобки. У меня остается неделя. И отсчет пошел.
Глава 7. Фантом
Сегодняшнее утро начинается рано. Я открываю глаза от шума голосов. Вокруг темно. Сквозь занавешенные ветошью и заклеенные бумагой окна я вижу: солнце еще не встало. Настольная лампа, слишком тусклая для такого помещения, служит единственным источником света в комнате, которая нашими стараниями обросла мелочами, превратившими ее в дом: шкаф в углу из трех сложенных друг на друга ящиков, стопка поддонов под матрасами и даже большая столовая зона, собранная из кресел зрительного зала и огромного деревянного стола.
Слева — территория Джесса и Шона, где царит идеальный порядок, только тщательно соблюдая который, по их убеждению, можно выжить. «Хочешь изменить мир — начни с собственной кровати», — примерно так звучит жизненный принцип, который они всеми способами пытаются навязать.
Артуру, правда, на их слова плевать с высокой колокольни, потому что в углу напротив словно символ противостояния душным армейским ценностям — его матрас, застеленный явно наспех красным флагом с желтыми кисточками. Сшитый то ли из блестящего атласа, то ли из сатина, он вечно сползает на бок, так что сидеть на нем сплошное мучение. Это и кровать, и стол, и диван, и просто свалка всех вещей, которые могут понадобиться среди ночи. Где-то сбоку от этого беспорядка спим мы с Рейвен, но сейчас ее половина постели даже не разобрана. Сидя перед ноутбуком вместе с Ником, она о чем-то увлеченно рассказывает.