400 дней угнетения

Его пальцы легко нашли мой клитор, и он сначала сунул указательный палец внутрь меня, чтобы смочить его моими соками, прежде чем быстро водить его вперед и назад по моему опухшему клитору. Боль, потеря кислорода, а теперь безумные ощущения, исходящие от моего влагалища, привели меня к самому взрывному оргазму, который я могла вспомнить. Каждая мышца сокращалась, как будто она была поражена шокером, а затем вибрировала и содрогалась, когда волны экстаза пронзали мое беспомощное тело. Мои руки и ноги бились и пинались. Моя спина выгнулась, и из горла вырвался крик, когда Кеньятта наконец ослабил свою хватку. Мой анус сжался вокруг члена моего Господина, и я снова кончила, пока Кеньятта продолжал трахать мой воспаленный и опухший задний проход своим мезоморфным органом, все еще теребя мой набухший клитор. Он укусил меня за шею и зарычал, и я знала, что он вот-вот кончит. Он резко вытащил свой член из моей задницы. Мне показалось, что он вывернул ее наизнанку. Я закричала от боли, и мои внутренности снова свело судорогой. Моя прямая кишка была так сильно натерта, что казалось, будто она горит. Кеньятта схватил меня за руку и перевернул.

- Посмотри на меня!

Он держал свой член в руке, крепко сжимая его, встал на колени надо мной, оседлав мою грудь c этим великолепным органом, свисавшим в нескольких дюймах от моих губ. Наконец я смогла взглянуть на его лицо. Он был так великолепен. Я улыбнулась, когда его семя полилось на мое лицо. Я слизала его с моих губ, наслаждаясь соленым вкусом его спермы, когда она капала с моих щек на губы.

- Ты так красиво выглядишь, - сказал Кеньятта, улыбаясь.

Одним пальцем он зачерпнул немного спермы с моего подбородка и отправил ее в рот. Я высосала ее из кончика пальца, вращая языком вдоль кончика пальца, как я делала, когда высасывала его член. По его телу пробежала дрожь.

- Высунь язык.

Я сделала, как мне сказали, и Кеньятта выдавил последнюю каплю его спермы на мой вытянутый язык.

- Это - моя плоть. Это - моя кровь, - сказал он с серьезностью и торжественностью, которая была бы смешной для всех, кроме него.

Однажды он сказал мне, что глотать его сперму для него было все равно, что принимать причастие Бога. Он почувствовал себя сильным, когда увидел, как я слизываю его семя с моих губ. Это заставило меня чувствовать себя настолько покорной, что я всегда хотела заняться любовью сразу же после этого, или чтобы меня обнимали его сильные руки, или свернуться калачиком у ног моего Господина, как комнатная собачка, на что я обычно соглашалась. На этот раз он просто вернул мне ведро и пошел наверх одеваться на работу.

- Убери этот пол к тому времени, когда я буду готов уйти.

Мне было запрещено даже говорить: «Да, Господин». Никто из похищенных на борту рабовладельческих кораблей не говорил по-английски, и мне тоже не разрешили. Вместо этого я кивнула головой и взяла чистящую щетку. Чувствуя его отсутствие, как пустое место в моем сердце и в каждом отверстии, в которое он входил.

Кеньятта спустился вниз как раз в тот момент, когда я заканчивалa коридор. Он выглядел потрясающе в своем темном деловом костюме и белой рубашке с серым галстуком в полоску. Он всегда одевался, как будто он баллотировался на пост президента, и это работало на него. Он выглядел таким красивым, стоя вот так, что мое собственное чувство несчастья усилилось. Я знала, как должна была выглядеть в сравнении с ним.

- Спускайся вниз.

Я поползлa, волоча за собой цепи. Железный ошейник на моей шее глубоко врезался в кожу, когда вес других цепей, прикрепленных к нему, волочился за мной. Кровь с моей шеи капала на кафельный пол, который я только что оттирала последний час, чтобы на следующий день у меня было меньше работы. Влажность в подвале ошеломила меня после того, как я былa наверху, даже в течение этого короткого периода. Мне показалось, что я прошла сквозь стену влажного тепла, когда переступила порог. Кеньятта стоял надо мной, наблюдая, как я ползу. Я знала, что наблюдение за моим ползанием было одной из вещей, которые, казалось, возбуждали его больше всего. Он бы снова трахнул меня, прямо там, на лестнице, если бы он не испачкал его костюм и не опоздал на работу. Ступеньки царапали мне колени, когда я спускалась по ним. Я начал стонать, а затем плакать, когда тащилa свое сломанное тело вниз в подвал, по твердому бетонному полу.

- Теперь вернись в свой ящик.

Его голос был не злым или резким, а таким, как будто он просто давал указания ребенку, которому нужно было напоминать о таких вещах, как почистить зубы или помыть руки перед обедом. Я заползла в ящик, Кеньятта запер его на висячий замок и вышел, не сказав ни слова. Он закрыл дверь подвала, и жара и темнота удвоились.

Я постоянно испытывала жажду, постоянно голодала, чувствовала себя несчастной от рассвета до заката, за исключением тех коротких моментов, когда Кеньятта выводил меня, чтобы трахнуть или избить, или и то, и другое. Его член внутри меня был единственной радостью в моей жизни. Возможно, это был другой урок, который он пытался преподать мне, что я нуждалась в нем.