40 часов в Аду (СИ)

Предоставленная мне на день комната (дольше задерживаться не намерен и рвану первым же рейсом в Техас, как только добьюсь хотя бы незначительной помощи банойцам) выглядит вполне уютно для места, из окна которого открывается вид на мёртвый остров. С узорами бурый ковёр, словно запёкшаяся кровь, скрывает пол, кровать из тёмно-вишнёвого дерева стоит у стены по левую сторону от входной двери, справа — проход в ванную комнату. Пара картин с изображёнными на них кораблями, где один плавает в шторм, а второй — в штиль, а также пара тумбочек с торшерами бежевого цвета дополняют образ домашней тёплой обстановки, успокаивающе-приятной. Солнце, ещё не поглощённое синюшными тучами, заливает комнату ярким оранжевым светом сквозь приличных размеров окно в дальнем углу. Что ж, Картер, неплохой номер для отдыха твоего неизмеримо огромного эго, да?

Проверяю мягкость постели и замечаю стационарный телефон. Трудно объяснить, но в душе возникает горчайшая тоска. Лёгкие плотнее сжимают сердце, при этом колко и остро отдаваясь в груди. Прямо сейчас не терпится сорваться и позвонить. Сказать, что вырезал кучу людей, купался в смрадной крови убитых и помоях канализаций, пробегал с двадцаток миль{?}[В переводе на километры — 32,19] по джунглям, если не больше, питаясь только энергетическими напитками и шоколадками, а также фруктами, которые преподносила матушка флора; спас немало человеческих жизней, снабдил их продовольствием, боеприпасами, медикаментами и стал в восхищённых и искренне счастливых глазах этих людей героем. Поделиться тем, что не умер в долбаном аду, наводнённом убийцами и кровожадными монстролюдьми. Пережил. Несмотря ни на что.

Но мне некому звонить.

В моей жизни — полной часто, читай всегда, случайных женщин, быстрых и очень дорогих машин; большинство лицемеров из команды, которые запросто могли подставить и высмеять меня, — никого нет. Родню и меньшинство я не учитываю, я потерял с ними связь так давно, словно в прошлой, не моей жизни. Виной тому стали конечно же мои нахальные выходки, мой «испорченный» характер, которые разве что преданный агент прощал. Он напополам с матерью иногда навещал в те паршивые и безрадостные годы тюремного заключения, терпел наглость и себялюбие. Но он погиб. Там же, на острове. Скорее всего погиб: пол его в небрежных разводах номера залили кровавые лужи, вряд ли посреди ночи он был готов к нападению. Не уверен в том, происходило ли у меня вообще что-то светлое. Травмы, лицемерие, обман, грязные деньги, наркотики, случайные девки, алкоголь, драки. Ничего положительного. Ничего приятного. Ничего хорошего. Потребовалось для осознания всего лишь пара дней на тропическом курорте! Столько лет неведения.

Настроение стало паршивым. Думаю, с завтрашнего дня возьмусь за сценарий новой жизни, а в ближайшее время просто расслаблюсь. Пора уже смыть весь негатив под струями холодного душа и лечь спать. Однако тело не поддаётся, ощутив мягкость, оно набирает вес, притягивается к матрасу и отключает свет. Я пропадаю некоторое время в пульсирующих картинках, не запоминая ни одну из них. Стук чего-то тяжёлого пробуждает сознание. Как минимум, признателен, сосед сверху, за не совсем мягкое напоминание выполнить долг перед гигиеной.

Встаю и снимаю пиджак, насквозь пропитанный потом и кровью — своей и чужой. Последней — в большей степени. В те чудовищные дни некогда было думать о такой мелочи как переодевание. Баной стал в некотором роде полем для американского футбола. Своеобразного жёсткого футбола. Чёртовы сто двадцать ярдов постоянных испытаний. Сумасшедший бег. Спонтанная тактика. Нет времени на обдумывание и второй шанс. Против нас выступала команда, не признававшая никакого другого понятия, как игра на смерть. На кону стояла ни много ни мало жизнь, и для её сохранения необходимо не допускать себе мешкать, отвлекаться и расслабляться.

Небрежно бросаю полосатый коричневый пиджак на спинку кровати и уже готовлюсь снять футболку, как слышу отчётливый звон стекла. С подозрением подхожу к одежде и проверяю внутренние карманы. Надо же, стоит похлопать своему характеру во время недавнего внешнего досмотра полицейскими служащими, так как я, похоже, подарил себе возможность вновь насладиться «Банойским» виски! Внимательно вглядываюсь в бутылку и невольно вспоминаю, что алкоголь был одним из немногих положительных моментов там, на острове. Можетвызванный им постоянный голод я редко унимал энергетиками и яблоками (сейчас невыносимо сводит желудок, я даже на пару яиц и чёрствый хлеб соглашусь), тем не менее мысли о самоубийстве реже лезли в голову.

Стук в дверь столь тихий и внезапный, что не успеваю обратить на него внимание, как на пороге появляется Парна. Назвать её визит неожиданностью будет слишком мягко. Лучший подарок, просто замечательное событие! Она вызывает невольное удивление и волнение, представ в карминовом (вновь оттенок крови) полотенце, и на зарождающуюся у меня на губах реплику быстро находит свой ответ: