39f0b39527dd45a18a557a0a0ff09d88

Он весь долгий вчерашний день и еще полночи думал обо всем и бесконечно мучился от сожалений, терзая себя размышлениями, похожими на бескрайний лабиринт с множеством тупиков. И каждый выход казался спасительным, однако в конечном итоге все равно показывал пред его лицом стоящую преградой непроходимую стену. Пытаясь найти окончательный выход и придумать слова, которые помогут ему хоть сколько-то оправдаться перед Биллом за то, что он натворил, мужчина все же решился так абсурдно рискнуть, приняв свою неправильную, вовсе не собирающуюся таять нежную влюбленность.

Каулитц в итоге все же насмелился взять на себя эту ответственность, чего изначально позорно испугался, поддавшись этому сильнейшему эмоциональному импульсу, который лишь наложился на предыдущий, не менее слабый, и Том просто закрыл глаза на томительные мысли, неправильность и все запреты, как это сделал сам Билл.

– Я поступил с тобой как последний негодяй.

Стоящий перед ним Билл, отстранившись чуть дальше от лица Тома, мучительно не говорил ему ни слова, также и не спеша обнимать мужчину в ответ. Он лишь внимательно и непрерывно рассматривал его и считывал каждую, малейшую эмоцию и ее тончайшие оттенки, решая, можно ли будет верить ему так слепо и безоглядно, или все же не стоит пока спешить с окончательными решениями после такого неприятного, немыслимого поведения, которое потрясло совершенно не готового к такому отношению юношу до самой глубины души.

– Билл, – медленно сомкнув веки на несколько мгновений и покачав головой, негромко позвал Томас, но задумчивый мальчик не откликался, оставаясь неподвижным в его руках. – Все ведь, блин, случилось так внезапно, и я..

– Как ты только смог..? – пронзительно глядя садовнику прямо в глаза, вдруг твердо перебил его Лауфер, борясь с дрожью в своем бархатном, чарующем голосе, который сейчас был насквозь пропитан его темными мыслями и разочарованием. – За что? Чего ты так испугался, Том?! – повышая тон, в сердцах восклицал Билл.

Его розовые губы подрагивали, а внутри все вновь неутомимо бушевало и неистово штормилось, не зная желанного покоя, который все равно в его душе наступит рано или поздно, как солнце всегда пробирается сквозь толщи туч после кажущегося неостановимым ливня.

– Ты так оскорбил меня.. – растроганный своими горькими обидами юноша смятенно опустил взгляд под ноги и остервенело впился длинными черными ногтями в свои похолодевшие от воды и утренней прохлады ладони.

Каулитц, словно пораженный, безмолвно, как провинившийся раб, ожидающий наказания, стоял перед ним, негласно позволяя мальчику выговориться, и каждое его пропитанное отчаянным гневом слово впивалось сильными, смертельными пальцами гиганта в его сердце. Но молчать дальше, наблюдая за этим растерянным состоянием маленькой нимфы, ему было уже просто невыносимо.

– Прости, я не должен был.. – проговорил в волнении садовник, нервно облизывая вмиг пересохшие губы.

Все многогранные, не похожие друг на друга эмоции, решившие проявиться одномоментно, все сильнее давили на сжимающееся горло, мешая говорить все эти слова, но сказать их он теперь был просто обязан.

– Не должен что..? – искренне боясь услышать то, что их ночь была лишь жестокой ошибкой, тут же, словно обреченно, задал вопрос Билл, а растерянная, не умеющая найти себе место душа уже пыталась принять этот до сих пор не высказанный Томом ответ, заранее свыкаясь с ним, и отчаянно кровоточила от всей этой неизбежности.

Каулитц же в это время осторожно и с сердечным замиранием тронул юношу за руку, точно боясь причинить ему боль, и ласково переплел между собой их пальцы, неуверенно поднося их к своим губам и нежно, неторопливо целуя.

– Так глупо себя вести, – не отводя прямого, серьезного взгляда, проговорил садовник, удерживая в стальных оковах свое мечущееся волнение.

Когда он уже вскоре после ухода мальчика осознал свой гнусный поступок, ему хотелось вернуть назад безвозвратно минувшее время и как-то иначе и мягче разрешить ситуацию, но это было невозможно. Том уже успел ранить Лауфера, который был отчаянно в него влюблен и готов ради него совершать даже самые безрассудные вещи.

А в то же время сам Билл по своей неопытности не понимал, насколько трудно мужчине пойти на такие новые для него отношения, и вместо того, чтобы морально помочь, успокоить и направить его растерянные мысли, он обижался и ставил во главе угла только лишь свои оскорбленные чувства. Он забывал и о том, что сам же был инициатором всего происходящего между ними, однако оказался совсем не готов к тому, что что-то может пойти не так просто.

Волнительно прикусив пухлые розовые губы, мальчишка с подозрением осмотрел красивое лицо мужчины, вновь находящееся так близко и не выказывающее в тот момент и доли неискренности. Он все же несмело поднял вторую руку, осторожно опуская изящную ладонь на широкое плечо Каулитца, хотя в мыслях отчаянно и обреченно билось громкое, оглушающее: «Не трогай!».