кабель, а затем не выдержал и запасной. Офицерские жёны ходили
уставшие от постоянного холода и недосыпания, чумазые дети, перемазанные в саже, порой напоминали беспризорников. Однако никто
не роптал и не унывал. Домочадцы достаточно быстро привыкли к
сложившемуся положению вещей и поддерживали друг друга, как могли.
Семьи командования не были на особом положении и переносили тяготы
и лишения наравне со всеми.
В моей квартире температура опустилась до 4 градусов. Трёхмесячного
сына приходилось пеленать под одеялом. В конце концов, это чуть не
закончилось трагедией. Ребёнок заболел двухсторонним воспалением
лёгких. Военные медики ясненского госпиталя дивизии РВСН сумели его
вытащить. Тогда я мало осознавал происходящее, но теперь –
умудрённый жизненным опытом – вспоминаю это с ужасом. У бедного
малыша вены на ручках и ножках были исколоты до синевы. Но
обошлось. Слава богу.
Всё время до марта часть провела возле костров на отогреве
теплотрассы. Электричество в офицерском доме сделали довольно
скоро. Немногие семьи уехали «на материк». В некоторые квартиры
поставили железные печки. Пообвыклись, и весна уже почти наступила.
Боевая готовность части должна была оставаться на должном уровне.
Предстояли зимние прыжки, и наступила очередь нашего батальона
переукладывать парашюты.
Дело в том, что один раз в три месяца основной купол должен был быть
распущен и уложен заново, а раз в шесть месяцев – запасной. Когда
выпадало укладывать оба сразу, то это занимало много времени, особенно зимой. Что летом делалось легко и с удовольствием за четыре
часа, то на морозе и ветре – восемь. Однако, как говорится, «война
войной, а обед по распорядку», но это относилось только к солдатам.
Командиры групп решили воспользоваться перерывом в полтора часа
по-своему. Предпочтительнее показалось не нагружать работой желудок, но дать отдохнуть телу, поэтому дружной компанией направились в
офицерскую общагу, чтобы вздремнуть в комнате у Месяцева и
Сергеева. Оживлённо беседуя, мы начали подниматься на высокое
крыльцо и вдруг услышали невнятный шум. Разговоры смолкли, и на
лестничную площадку наша компания вошла в полной тишине. Из
коридора были слышны дикие вопли и бешеный стук.
– Месяцев, открывай! Открой немедленно! Мы знаем, что ты здесь! –
поочерёдно орали начальник штаба и начальник политотдела. Голос
Ясевича явно уступал крикам подполковника Федырко. Паузы между
выкриками заполнялись грохотом кулаков по двери. Деваться было
некуда, гурьбой мы вошли в коридор и остановились. Старшие офицеры
внезапно обнаружили посторонних и с красными от натуги лицами
замерли. Неизвестно, как долго бы продолжалась немая сцена, если бы
не Месяцев. Борис отодвинул меня плечом в сторону и вышёл вперёд.
Достал связку и, зажав двумя пальцами ключи, потряс ими, как будто
дразнил маленькую собачку и спокойно произнес:
– Зачем же двери ломать? У меня ключи есть.
Разумеется, Месяцев тут же получил очередное взыскание, но месть его
была более чем издевательской.
Весна, наконец, вступила в свои права и порадовала только тем, что
благодаря её усилиям температура в квартирах начала подниматься
выше пятнадцати градусов. Постепенно возвращались обычные
развлечения, хотя карточные игры не прекращались, несмотря ни на что.
Каждое пятнадцатое число месяца завзятые «храпачи» и
«преферансисты» собирались стайками и обменивались векселями –
долговыми расписками. Только после этого становилось понятным, кто, в
конце концов, остался в проигрыше, а кто выиграл. Как правило, в этот
короткий период серьёзных игр не велось.
Большая игра всегда велась только на трезвую голову, а в ту ночь пили
«султыгу» и резались в храп. Султыгой назывался популярный напиток
лётчиков, который представлял собой классический медицинский спирт, разведённый до двадцати градусов для авиационных технических нужд.
В ходе употребления оного Боря усиленно врал, что если организм
окажется слабым, то можно даже ослепнуть или оглохнуть. Очевидно, он
говорил так, чтобы остальные игроки пили меньше, а ему, таким
образом, досталось бы больше. Страшилки возымели действие, и
друзья-собутыльники дозы уменьшили, но Боря был уж очень крепок, и в
то время, когда все остальные уже лыка не вязали, он оставался
относительно свеж. Чем больше компаньоны пили, тем медленнее шла
игра.
Глубокой ночью в какой-то момент после очередной раздачи игроки
взяли карты в руки и принялись, как водится, их разглядывать, чтобы
определить свои возможности. Двадцатиградусная султыга дала о себе
знать, и пауза затянулась, во время которой Шура Хмелюк задремал, но
карты продолжал держать «ближе к орденам». Месяцев, чтобы не
разбудить спящего приятеля, приложил палец к губам и осторожно
встал. Затем, крадучись, подошёл к выключателю, погасил свет, толкнул
в плечо Хмелюка и недовольно произнёс:
– Шура, чего замер? Ходи давай.
И тут после короткой паузы в кромешной тьме раздался истошный вопль
Хмелюка:
– Мужики! Мужики, я не ничего не вижу! Я ослеп!!!
Продолжать игру после этого не было сил.
Глава 20
На очередной учебный период наш батальон по-прежнему остался в