33 визы

Это был уже 1948 год. С севера двигались и двигались красные. Было ясно, что Чан Кай-ши их не сдержит, несмотря на помощь, которую ему оказывают американцы. Повсюду шли разговоры: Что делать?.. Уезжать? Но куда? На Тайвань? В Гонконг? А что там делать?.. Расшатываемый бурей семейный совет Жунов напоминал корабль, терпящий бедствие. Старший и младший братья твердили: «Мы едем в Бразилию». И‑жэнь растерянно молчал. Отец громыхал: «Я за всю свою жизнь ни разу не ездил за границу. Родился в Китае и подохну в Китае»... — «Но тебя убьют красные!» — «Это мы еще посмотрим». Братья поворачивались к И‑жэню: «Ну, а ты? С нами или...» И‑жэнь разводил руками. Потом, пораздумав, сказал: «С отцом»...

Братья уехали. В доме стало тихо. Отец долго думал, как поступить, и решил: он уезжает в Уси, а И‑жэнь остается в Шанхае присмотреть за фабриками. На старого Жуна были устремлены тысячи глаз: убежит или не убежит? Многие капиталисты равнялись по нему. Он знал об этом. И каждое утро в один и тот же час подзывал рикшу, садился в велокеб и медленно объезжал центральные кварталы города Уси — смотрите, я здесь!..

А И‑жэнь ждал развития событий в Шанхае. Каждое утро он просыпался в поту, прислушиваясь, не гремит ли канонада. Красные были все ближе и ближе. Они уже взяли Нанкин, они стремительно двигались дальше на юг. Все, что было к югу от линии фронта, катилось в море — генералы, купцы, помещики, жандармы. Горели склады, бесчинствовали бандиты.

В Шанхае выстрелы загремели утром 24 мая 1949 года. Жун И‑жонь не знал толком, кто в кого стрелял, но он понял, что в этот день решается его судьба. Стрельба утихла так же быстро, как вспыхнула, — Шанхай был освобожден молниеносным ударом.

Жун И‑жэнь сидел в своем офисе и раздумывал, что будет дальше. Он все еще не мог прийти в себя и ждал, что с минуты на минуту красные ворвутся сюда и уволокут его на расстрел. Но вместо этого его пригласили на собрание купцов и промышленников Шанхая, где им было сказано, что они должны продолжать торговлю и производство и что никто их не тронет.

— Вот так и началась наша новая жизнь, — сказал, улыбаясь кончиками губ, Жун И‑жэнь. — Вы мне не поверили бы, если бы я сказал, что с энтузиазмом встретил Народную армию. Моим первым рефлексом было: как бы выжить. Второй мыслью было: поживем — увидим. Третье соображение: а ведь, пожалуй, жить будет можно. И я не обманулся...

Жун И‑жэнь порывисто встал с кресла, прошелся по комнате и вдруг круто повернулся ко мне:

— Я солгал бы вам, если бы сказал, что коммунизм — по мне. Отец меня учил другому — пробивай себе путь в жизни силой, победит тот, кто окажется крепче, не надейся на других, сам думай о себе, и пусть остальным будет хуже, лишь бы было хорошо тебе и твоей семье. Отец и умер таким в 1952 году, не выезжая из Уси. Ну, а как жить мне? И главное, как жить моим детям?..

Жун И‑жэнь не ждал от меня ответа — он сам, видимо, давно и мучительно думает над этими вопросами. И теперь он задумчиво продолжал:

— Вот братья уехали в Бразилию... Там у них — маленький бизнес. Свое дело, конечно... Если повезет, накопят состояние. А если нет, что ж!.. Придется пенять на себя. Ну а я? Конечно, мое положение сейчас иное, чем тогда, когда наша семья была полновластным хозяином «Нового Шанхая». Но я и теперь — главный директор этой компании. И никогда еще — вы слышите? — никогда мне не работалось так легко, как сейчас. Никогда я не мог даже мечтать о таких темпах, какими растет наше производство. Подумайте только, по сравнению с лучшим периодом до 1949 года производительность труда у нас повысилась на 40 с половиной процентов, а объем производства примерно удвоился!

Государство оставило мне мою виллу, мой сад. У меня два автомобиля. Я зарабатываю, как главный директор компании, столько, что могу удовлетворить любые свои желания и даже прихоти. Пожалуй, мне платят даже слишком много. Нет, право же, я ни за что на свете не поменялся бы своим положением с братьями, уехавшими в Бразилию!

И долго еще Жун И‑жэнь говорил в этом духе.

Это звучало парадоксально, но было реальностью: крупнейший капиталист Шанхая предпочитал режиму Чан Кай-ши новую власть, с которой он активно сотрудничал и которая поистине с царской щедростью вознаграждала его за это. Я надолго запомнил свой разговор с этим гладким, самоуверенным и полным энергии господином. Когда я покидал роскошную «Гостиницу для приема иностранцев», в голове у меня было больше недоуменных вопросов, чем до этой беседы. Почему, ради какой цели проявляется такая терпимость к капиталистам? Почему даже теперь, на седьмом году существования Китайской Народной Республики, они остаются фактическими руководителями предприятий и трестов? Почему им все еще выплачиваются огромные деньги — Жун И‑жэнь говорил мне, что он получает миллионы, — в то время как трудовой люд все еще живет трудно?..