— Вы помните, конечно, о чем шла речь, — начал Ян Хан-пин. Загибая пальцы, он считал: — Уклонение от уплаты налогов — раз, хищение государственной собственности — два, недобросовестное выполнение государственных заказов — три, хищение государственной экономической информации и использование ее в целях спекуляции — четыре, подкуп государственных кадров — пять... Ну так вот, наши господа, совершая эти пять зол, положили в свои карманы за счет государства ни много ни мало — девятьсот восемьдесят тысяч юаней.
— Можете себе представить, с каким энтузиазмом начали их разоблачать наши рабочие, — перебил его Цай Цзу-сян. — Они ведь ничего не забыли — ни того, как над ними издевались хозяева раньше, ни танков, которые те ввели на заводской двор в сорок восьмом году...
— Стой-стой! — поднял палец Ян Хан-пин и торжественно произнес заранее заученную формулу: — В том-то и были деликатность и сложность момента, что надо было одновременно и разоблачать капиталистов и оставлять им приоткрытой дверь в завтрашний день...
— А вы думаете, это было легко? — с горечью сказал Цай Цзу-сян. — Мы не могли и подумать о том, чтобы устраивать совместные собрания рабочих с капиталистами, посвященные разоблачению «пяти зол», — я бы не поручился за жизнь хозяев, настолько накаленной была тогда обстановка. Поэтому делали так: приглашали капиталистов в комнату, куда было проведено радио, транслировавшее речи с митинга, проходящего во дворе завода, и они слушали эти речи.
— Этот метод выслушивания критики называется у нас «Спина к спине», — пояснил Ян Хан-пин.
— Кампания была организована в общегородском масштабе, — продолжал Цай Цзу-сян. — Кроме рабочих собраний, созывались собрания капиталистов. Им была предоставлена возможность облегчить свою совесть и заняться самокритикой. И они поняли — что к чему. Увидев, как круто ставится вопрос о «пяти злах», капиталисты наперебой старались показать свою лояльность и активность. Это было в апреле — мае 1952 года...
Ну, а дальше? Как же развивались события дальше? Ян Хан-пин уверял меня, что дальше рабочие стали все более активно участвовать в управлении производством. Был создан комитет борьбы за повышение производства и за экономию; в него вошли вместе с капиталистами представители партийной организации, профсоюза, представители цехов. Комитет обсуждал план реконструкции фабрики, производственных реформ, принимал важные решения, которые хозяева фабрики были обязаны проводить в жизнь.
К этому времени было уточнено решение о распределении доходов. 34,5 процента от всей суммы доходов отчислялись государству в качестве налога. Остальная часть принималась за сто и делилась так: 38 процентов — капиталистам, 46 процентов — в общественный фонд и 16 процентов — на социальные нужды.
Но фабрика все еще оставалась собственностью капиталистов. Они получали кучу денег, хотя им, наверное, и становилось не по себе, когда они ловили устремленные на них взоры рабочих. Время шло, и становилось все яснее, что с таким двусмысленным положением пора кончать. Слишком уж мозолил глаза народу тот факт, что многие предприятия не только по существу, но и по форме оставались частнокапиталистическими.
Надо было как-то сменить вывеску. Хозяева фабрики № 9 поняли это, и летом 1955 года сами обратились к государству с просьбой превратить принадлежащее им предприятие в государственно-капиталистическое.
— Они знали, — ввернул, улыбаясь, Ян Хан-пин, — что чем раньше сядешь в поезд, тем лучшее место займешь, а опоздаешь — хороших мест уже не будет...
В августе 1955 года правительство удовлетворило просьбу капиталистов, и в октябре превращение фабрики № 9 в государственно-капиталистическое предприятие было оформлено официально. Это была отнюдь не формальная процедура, нет. Мои собеседники около часа рассказывали мне, как все это делалось. Во-первых, надо было провести «соответствующую политическую работу среди рабочих» — этим занялись партийные организации и профсоюзы. Во-вторых, что очень важно, «надо было разобраться в экономической стороне дела и точно размежевать — какая доля собственности принадлежит государству, а какая капиталистам», — ведь капиталистам все-таки полагалось, в силу указаний, полученных свыше, обеспечить «чашку риса с приправой», да еще с какой приправой.
Представители властей подсчитали все, до последней копейки. Было определено, что отныне доля государства в основном капитале фабрики будет составлять 23 процента, а доля капиталистов — 77 процентов.
Когда эти подсчеты были закончены, собрался большой митинг. На нем было объявлено о завершении реформы и были созданы руководящие органы: комитет демократического управления фабрикой при участии представителей партии и профсоюза и кабинет директоров.