Согласием ответили на это обитатели лунного света, и явились в кузницу Келесайна.
Новый клинок сотворили они, и был он прозрачным, почти невидимым, и свет его был неярким, а
касание его – почти не ощутимым, но от того не менее гибельным, чем касания первых двух
клинков.
Но сказал Келесайн, взяв этот клинок в руку:
– Я видел прежний меч Тарнааля: этот подобен ему, но много хуже. Никогда не поднесу я
Ангелу-Стражу дар, если буду знать, что чем-то подобным или даже лучшим прежде владел он.
Сказали обитатели лунного света:
– Все свои знания употребили мы на создание этого меча, ты же, мы видели, вложил в него
всю магию, какую мог, не рискуя сделать этот клинок принадлежащим своей Силе. Если ты
желаешь сотворить лучшее, мы бессильны помочь тебе.
Разрезал тогда Навранд себе ладонь и сказал так:
– Учитель, отчего нельзя воспользоваться в изготовлении клинка не только лишь одним
Искусством, но обратиться еще и к самой сути вещей? Я – не только Навранд, старший ученик
твой, но еще я – человек, и кровь моя – кровь человека. Ходят легенды, что впервые обрел
Тарнааль Силу как защитник людей – отчего бы теперь моему народу не отблагодарить его? Пусть
в моей крови – крови человека – будет закален этот клинок, ты же, мой Лорд, я знаю, не дашь
умереть мне от потери столь большого количества жизненной влаги.
Сказал тогда Келесайн, разрезав себе руку:
– Если бы не Ангел-Страж, все Лорды Эссенлера ныне или погибли бы, или служили бы
Алгарсэну, и моя благодарность Тарнаалю – не меньше, чем благодарность смертных. Мы
смешаем кровь и в полученной смеси закалим клинок – если только ты, Навранд, не
отказываешься стать моим побратимом.
Сказал тогда Навранд Келесайну:
– Это – наивысшая честь для меня.
Приблизился тогда к ним старейший из обитателей лунного света и, разрезав себе
предплечье (а кровь его имела жемчужный цвет и была невесома, как воздух) сказал:
– Не откажетесь ли вы, человек и Обладающий Силой, в этом деле от участия третьего, кто
не был рожден женщиной и не создал сам себя, как создают Обладающие, но был сотворен
посредством волшебства? Кровь моя – волшебство, кожа моя – волшебство, волосы мои –
волшебство, слезы мои – волшебство, дыхание мое – волшебство, голос мой – волшебство, танец
мой – волшебство, взгляд мой – волшебство, прикосновение мое – волшебство.
И вот они втроем взяли железный клинок и, смешав свою кровь, закалили тот клинок в
полученной смеси. Но едва лишь закончили они сотворение сего изделия, как ворвался в кузницу
Джордмонд-Законник.
– Что вы творите?! – В ужасе вопросил он их. – От вашего волшебства дрожат столбы
мощи, на которых покоится Эссенлер и меняются записи в Книгах Судьбы, что отведены каждому
из народов.
Когда объяснили ему, что отковали они в этой кузне, воздел Джордмонд к потолку руки
свои, поражаясь их безрассудству.
– Опасно играть с такими силами, – произнес он. – Непредставима мощь, с которой
соединен этот клинок. Что, если не по злу – нет сомнений у меня в чести Ангела-Стража – но по
невежеству или незнанию будет неверно использовано это оружие? Представляете ли вы себе
последствия такого поступка?
– Что ж, – пожал плечами Келесайн, – это означает всего лишь, что следует наделить этот
меч собственным разумом для того, чтобы он сам мог различать, где добро, а где зло, и не творить
несправедливостей.
– Клянусь, Келесайн, – вскричал тогда Джордмонд-Законник, – младшая твоя сестра, увидевшая в подлеце Гасхаале благородного героя, и то мудрее тебя! Ни в коем случае нельзя
наделять этот меч собственной волей! Кто тогда сможет укротить его? Ведь он будет сильнее
любого из Обладающих, а люди и демоны будут ложиться под его взмахами, как трава под косой.
Такой клинок будет могущественнее самих богов. Никогда и никому больше не удастся сотворить
ничего подобного, но и одного раза достаточно, чтобы опустели многие Земли. Ты говоришь о
различении добра и зла, Келесайн – каким различением станет он различать нас и какой мерою
мерить: клинок, созданный для битвы, пусть даже и справедливой? Или ты желаешь умереть за
обиду, которую нанес, будучи еще ребенком, одному из своих сотоварищей? Вряд ли привычное
нам течение времени ограничит взор этого клинка.
– Что же нам следует делать? – Спросил Джордмонда старейший из обитателей лунного
света. – Неужели нам теперь придется уничтожить это изделие?
– По крайней мере, нужно сделать так, что бы никогда он не обрел собственного разума и
никогда бы не пробудилась душа, зачатая в нем и затаившаяся до времени, – отвечал Джордмонд.
Тогда высекли они на клинке многие руны, сплетенные особым образом, как советовал
Джордмонд-Законник, и заставили утихнуть могучие силы, бродящие в клинке. Но и без тех сил
меч этот по праву мог считаться наилучшим. Поднес его Келесайн Ангелу-Стражу, как дар, и тот с