не испытывает страха, невольно вызывает к себе сочувствие и уважение. Победителей же она
возненавидела. Так ее мир перевернулся – тьма стала светом, а свет тьмой. Прочие хроники былых
событий, хранившиеся в других частях библиотеки, она теперь называла «книгами победителей»
и, читая их, мысленно подвергала строгой цензуре: ведь победители неизбежно приукрашивают
собственные деяния, а на побежденных врагов своих нещадно клевещут.
С храмовыми жрецами Талиана вступала в долгие диспуты и изводила их каверзными
вопросами, убедительно ответить на которые не способен ни один из живущих, потому что не
существует в этом мире зла, которого нельзя было бы представить добром, или добра, которого
нельзя было бы обратить во зло. Но жрецы пытались отвечать на эти вопросы и неизбежно
попадали впросак, а Талиана торжествовала. Неоднократно она была вызываема к настоятелю
храма, и имела с ним долгие беседы, которые неизбежно заканчивались просьбой оставить чтение
еретических книг, но просьбы эти и советы не имели никакого действия, да и лечение той
духовной болезни, которой заразилась Талиана, нельзя было осуществить так просто. Что до
Келесайна, то он знал о новых увлечениях сестры, но оставлял их без внимания, полагая
девичьими выдумками и безвредными мечтами, которые со временем пройдут, не оставив следа.
Он ошибался.
Как-то он взял ее с собой на бал в столицу и представил королевскому двору. Бал длился
всю ночь, придворные спорили о том, кому из них танцевать с Талианой, и кое-кто из-за этого
даже был вызван на дуэль. Как было уже сказано, Талиана обладала незаурядной красотой; что же
касается ее происхождения, то оно, по меньшей мере, равнялось королевскому – единокровная
сестра мессии имела в своих жилах кровь наиблагороднейшую из возможных. Первым в числе ее
ухажеров был один из королевских сыновей, и девушка поначалу была к нему благосклонна, ведь
он был молод, красив, умен и мужественен. Во дворце вместе с братом Талиана пробыла
несколько дней, и уже собиралась к скорому отъезду из столицы, с тем, чтобы вернуться в обратно
в храм, когда случайно от служанки узнала о готовящейся казни преступников. Она осталась до
казни. Кровавое действо, развернувшееся на ее глазах, неприятно поразило Талиану и ввергло в
полуобморочное состояние. Одна из казнимых была ведьмой, и против нее не имелось
неопровержимых улик, однако по личному распоряжению Келесайна ведьме был вынесен
смертный приговор. Когда Талиана узнала об этом, она обвинила брата во всех смертных грехах и
во всех страшнейших преступлениях: ее вера, слепленная из фантазий и лживых еретических
учений, получила в этот день последнее подтверждение.
– Ты не видишь того, что вижу я, – сказал ей Келесайн. – На этой женщине – печать
Мастера Леонардо. Творить зло для ее так же естественно, как и дышать. Внешне она ничем не
отличается от обычного человека, но печать порчи, что лежит на ее душе, легко заметит любой из
Обладающих Силой. Эта женщина уже не имеет свободы воли: расточение порчи вовне – ее
обязанность и удовольствие. Может быть, она еще не успела никого погубить, но обязательно
погубит в будущем, если мы ее отпустим.
– Ты не можешь этого доподлинно знать! – Воскликнула Талиана.
– Волку свойственно питаться мирными животными, – ответил на то Повелитель Молний.
– Рабе Мастера Леонардо – творить черные чары и собирать с людского рода кровавую жатву.
– Ты даже не допускаешь и мысли, что можешь хоть в чем-нибудь ошибаться! – С еще
большей яростью выкрикнула девушка.
– Миледи, – сказал ей принц, стоявший неподалеку. – Ваш брат – святой человек и
посланец небес: он не может ошибаться. К ведьме и так проявлено милосердия больше, чем она
заслуживает: в прежние времена эту ведьму сожгли бы живьем, а в нынешние бросят в огонь
только ее труп.
– И вы полагаете это милосердием? – Спросила Талиана.
– Да, – ответил принц.
Меж тем ведьму подвели к гильотине. Вид ее был жалок и невольно вызывал сочувствие,
кроме того, она была еще очень юна.
– Прекратите же это, наконец! – Закричала Талиана. – Неужели в ваших сердцах не
найдется и капли жалости? Посмотрите – она же обычная испуганная девчонка!
– Ты полагаешь, она должна превратиться в чудовище – чтобы всем стало ясно, какова ее
истинная природа и чтобы больше никто не сомневался в справедливости приговора? – С
сарказмом осведомился Келесайн и, не вступая более в споры, силой увел сестру с площади.
Так они впервые всерьез поссорились. Келесайн горько сожалел о том, что допустил
сестру увидеть эту казнь, Талиана же в глаза называла его палачом и отцеубийцей. Он задумал