2666

Через некоторое время пришло письмо господина Бубиса, в котором тот приглашал Арчимбольди в Гамбург, дабы познакомиться лично и заодно подписать контракт. В нынешние времена, писал господин Бубис, я не доверяю немецкой почте и ее ставшими притчей во языцех пунктуальности и надежности. А кроме того, особенно после возвращения из Англии, у меня появилась странное, возможно, обыкновение знакомиться со всеми моими авторами лично.

До тридцать третьего года, объяснял он, я опубликовал большое число многообещающих немецких авторов, а в 1940-м, сидя в одиночестве в лондонской гостинице, принялся, чтобы убить время, считать, сколько авторов из тех, что я опубликовал в первый раз, стали членами нацистской партии, сколько вступили в СС, сколько опубликовались в самых страшных антисемитских газетах, сколько сделали карьеру в нацистской бюрократии. Результат оказался таким, что я едва не покончил с собой, писал господин Бубис.

Но я не наложил на себя руки — только отхлестал себя по щекам. Вскоре в гостинице погас свет. А я все сидел, проклиная себя и отвешивая себе пощечины. Увидел бы меня кто, сразу бы подумал, что я сошел с ума. Вдруг я стал задыхаться и открыл окно. И тут передо мной открылся огромный театр военных действий: я смотрел, как бомбят Лондон. Бомбы падали рядом с рекой, но ночью казалось, что они падают в нескольких метрах от гостиницы. По небу метались лучи прожекторов. Грохот взрывов становился все громче. Время от времени маленький взрыв, вспышка над защитными куполами казались мне — хотя, возможно, это было и не так, — свидетельствами того, что какой-то самолет люфтваффе сбили. Несмотря на окружающий меня ужас я продолжал хлестать себя по щекам и обзываться. Мудак, кретин, шалопут, дебил, деревенщина, глупец — как видите, оскорбления самого инфантильного или маразматического толка.

А потом кто-то постучался в мою дверь. Это был очень молодой ирландец из обслуги. В приступе безумия я вдруг узрел в его чертах черты Джеймса Джойса. Смех, да и только.

— Дед, эт самое, ставни-т закрой, — сказал он.

— Что закрыть? — сказал я, красный как рак.

— Шторы, старый, и быстро в подземелье.

Я так понял, что он приказал мне спуститься в подвал.

— Подождите минутку, молодой человек, — сказал я и вытащил купюру подать ему на чай.

— Да вы мот, ваш превосходительство, — сказал тот, прежде чем исчезнуть, — а сейчас быстро — в катакомбы.

— Вы идите первым, я вас догоню.

Когда он ушел, я снова открыл окно и принялся созерцать пожары, охватившие речные доки, а потом принялся оплакивать свою — как тогда думал — пропащую жизнь, в одно мгновение спасенную юным ирландцем.

Так что Арчимбольди отпросился на работе и сел на поезд в Гамбург.

Издательство господина Бубиса располагалось в том же здании, что и до 1933 года. Два соседних дома обрушились под ударами бомб, равно как и несколько зданий на противоположной стороне улицы. Некоторые сотрудники издательства говорили — естественно, за спиной господина Бубиса, — что этот тип лично руководил рейдами авиации, бомбившей город. Или, по крайней мере, в этом районе точно. Когда Арчимбольди познакомился с господином Бубисом, тому было семьдесят четыре года и временами он производил впечатление человека недужного, вредного, жадного, подозрительного — предпринимателя, которому совершенно не интересна литература; хотя обычно господин Бубис выглядел совершенно по-другому: он был — или прикидывался — совершенно здоровым, никогда не болел, всегда был готов улыбнуться, казался доверчивым как ребенок и не страдал жадностью, хотя также нельзя было сказать, что он платит служащим щедро.

В издательстве, помимо господина Бубиса, который занимался всем, работали корректорша, администраторша, которая также занималась связями с прессой, секретарша, которая помогала корректорше и администраторше, и завскладом, который редко сидел на складе в подвале здания, — подвале, где господин Бубис то и дело проводил ремонт из-за дождей, которые подвал время от времени подтапливали, а иногда самые грунтовые воды, как объяснял завскладом, поднимались и обосновывались в подвале в виде больших влажных пятен, крайне вредных для книг и здоровья тех, кто там работал.

Кроме этих четырех служащих, в издательстве также обычно обреталась госпожа представительного вида, более или менее такого же возраста, как господин Бубис, если не старше, работавшая на него до 1933 года, — госпожа Марианна Готтлиб, самая верная служащая редакции: говорили, что именно она вела машину, которая везла Бубиса и его жену до голландской границы, где автомобиль досмотрели пограничники, ничего не нашли, а тот проследовал дальше до Амстердама.

Как Бубис и его жена сумели прорваться через пограничный контроль? Никто ничего не знал наверняка, но заслугу — во всех версиях истории — неизменно приписывали госпоже Готтлиб.