2666

Я видел его всего раз, сказал Хаас. Это было на дискотеке или в заведении, что походило на дискотеку, а на самом деле было просто баром со слишком громкой музыкой. Я сидел там с друзьями. Друзьями и клиентами. И там сидел за столом этот молодой человек в компании людей, некоторых из них знали и мои друзья. Рядом с ним сидел его кузен, Даниэль Урибе. Мне представили обоих. Они показались мне весьма образованными — оба владели английским; одевались как фермеры с ранчо, но понятно было — никакие они не фермеры. Сильные и высокие (Антонио Урибе был выше своего кузена) — сразу становилось понятно: эти ребята ходят в фитнес-клуб и там качаются, и вообще следят за собой. Также было понятно: они очень следят за своим внешним видом. Трехдневная щетина — зато пахнут одеколоном, стрижки нормальные, рубашки чистые, брюки чистые, все брендовое, — словом, два современных молодых человека. Я с ними некоторое время поболтал (о всяких неинтересных вещах, такие разговоры часто случаются в подобных заведениях — типа на «мужские темы»: новые машины, двд, компакт-диски с песнями-ранчерас, Паулина Рубио, песни-наркокорридос, негритянка, имя которой я так и не запомнил — Уитни Хьюстон? Не, не она, Лана Джонс? Нет, тоже не она, это негритянка, я забыл, как ее зовут), и я выпил с ними и с остальными, и там, уже ночью, потерял из виду этих Урибе, единственный раз я их видел, но это они, и потом один из моих друзей посадил меня в машину и мы помчались оттуда как ошпаренные.

Десятого октября рядом с футбольными полями «Пемекс», между шоссе на Кананеа и железнодорожными путями, был найден труп Летисии Боррего Гарсия, восемнадцати лет; тело лежало, присыпанное землей, процесс разложения зашел достаточно далеко. Труп завернули в плотный пластиковый пакет, судмедэксперт установил, что причиной смерти послужило удушение, сопровождаемое переломом подъязычной кости. Труп опознала мать, которая написала заявление о пропаже дочери месяц назад. А почему убийца потрудился выкопать эту ямку и похоронить ее, правда, не до конца? — спросил Лало Кура, тщательно осматривая место. Почему не сбросить тело прямо на обочину дороги на Кананеа или у заброшенных складов рядом с железной дорогой? Что же получается: убийца не понимал, что оставляет тело жертвы рядом с футбольными полями? Некоторое время Лало Кура стоял и смотрел на место, где обнаружили труп, а потом его выгнали. А между прочим, в яму с трудом поместился бы труп ребенка или собаки, но никак не труп женщины. Убийца хотел как можно скорее избавиться от трупа? Стояла ночь, а он в здешних местах не ориентировался?

В ночь перед приездом следователя Альберта Кесслера в Санта-Тереса в четыре часа утра Серхио Гонсалесу Родригесу позвонила Асусена Эскивель Плата, журналистка и депутатка от Институциональной революционной партии. Когда он брал трубку, то боялся, что это кто-то из родственников звонит с плохими новостями, но тут зазвучал женский голос — резкий, привыкший к командному тону, повелительный, из тех, что не привыкли просить прощения или получать отказ. Голос поинтересовался, один ли он. Серхио ответил, что спит. Но ты, парень, один или не один в кроватке? И тут звуковая память ее узнала. Конечно, это Асусена Эскивель Плата, кто же еще, Мария Феликс мексиканской политики, самая-самая, эдакая Долорес дель Рио от ИРП, Тонголете для некоторых похотливых депутатов и практически всех политических журналистов в возрасте старше пятидесяти, а точнее, ближе к шестидесяти, которые тонули, как кайманы в болоте, более ментальном, чем реальном, над которым царила — и которое поддерживала в реальности — Асусена Эскивель Плата. Я один, ответил он. И в пижаме, правда? Правда. Так вот оденьтесь и спуститесь на улицу, я заеду за вами через десять минут. На самом деле Серхио спал без пижамы, но не хотел ей возражать прямо в начале разговора, так что надел джинсы, носки и свитер и спустился к выходу из здания. Напротив двери стоял с погашенными фарами «мерседес». Из «мерседеса» его тоже заметили — задняя дверь открылась и унизанная кольцами рука поманила его внутрь. В углу заднего сиденья, укутанная в шотландский плед, умостилась депутат Асусена Эскивель Плата, та самая и самая-самая; несмотря на ночное время она сидела в черных очках с черной оправой и черными широкими дужками — ни дать ни взять побочная дочь Фиделя Веласкеса; такие очки надевают Стиви Уандер и некоторые слепые — чтобы любопытствующие не рассматривали их глаза без радужки.