25 трупов Страшной общаги

Боря двинулся к кассе. «Лейз» с крабом, «Принглс» с луком, «Кириешки» со стейком, «Читоз», луковые кольца, рисовые хлебцы с томатом по акции, арахис, фисташки, кальмары, начосы с нежнейшим сыром, три «Балтики», пакет. Кассирша глянула на него с жалостью, и он добавил в набор «Твикс».

За порогом магазина ждала засада. Стеклянная бутылка сверкнула в оранжевом свете фонаря и обрушилась Боре на голову. Пакет со снеками упал в грязь. Посыпались осколки. В глазах потемнело. Дурак протаранил Борю брюхом, как борец сумо, и тот медленно осел в лужу.

– Прочь от меня, отродье! Левиафан! – заорал дурак и неуклюже бросился бежать, шаркая стоптанными ботинками, придерживая штаны и задыхаясь от собственной вони.

К Боре поспешил кто-то из прохожих. Макушка намокла, но не от крови. Что-то плескалось в той бутылке.

– Йуй, с-сука… с-сожру! – крикнул Боря ему вслед.

Собственный голос отозвался звенящей болью в затылке.

Прохожий хвалил крепость его черепа, помогая встать и засунуть начосы обратно в пакет.

– Я б-боксер, – сказал Боря.

Прохожий заике не поверил и немного испугался.

– Я з-заикался и д-до удара по б-башке, – успокоил его Боря.

Потом они оба замерли, уставившись на взмыленную старую азиатку в костюме белки из «Ледникового периода». Та неторопливо прошла мимо, неся в руке свою «голову». Она была бледна, курила на ходу, ее волосы прилипли ко лбу, а черный макияж вокруг глаз растекся от пота или от слез. На них она даже не взглянула, и Боря подумал, что прохожий ее, наверно, вовсе не видит. Потом он сделал неуверенный шаг. Боль угасала. Боря хотел домой, а жил он в той стороне, куда убежал дурак, где скрылась белка, где скрываются и не такие твари. Далеко.

– Н-найду и ж-жопу откушу, – сердито бормотал Боря, потирая затылок. – Д-дурака к-кусок откушу.

После дождя стало тепло и душно. В лужах уже плавали первые желтые листья. Последнее время Боря часто ходил здесь по маршруту от городского офиса завода по переработке бытовых отходов до Общаги, иногда затаривался в этом магазине, но дурака встретил впервые. Психи просто бредят или правда видят то, чего не видят другие? Левиафан – это, конечно, чересчур, но все же.

– Сентябрь не просыхает, и я не буду! – хрипло каркнули неподалеку.

Выпивший мужик поцарапал машину. Теперь он ругался по телефону с женой и все время нагибался к царапине в надежде, что та исчезнет.

А так улица была пуста. Боря открыл банку пива, вылил содержимое себе в рот, следом запихнул жестянку, прожевал с хрустом и закусил нераскрытой пачкой сухарей.

Затем он свернул во дворы и вскоре очутился в темном месте, таком темном, что даже ночное небо отсюда казалось не черным, а серым. Тени облаков ползли над изломанным контуром крыш. Четырехэтажная развалюха после пожара превратилась в исписанную граффити заброшку с закопченными стенами, мертвую, беззвучную и пустую. Втиснута между двумя домами, вроде бы жилыми, но Боря ни разу не видел в их окнах движения или света. В самом мрачном углу притаился синий мусорный контейнер. Идеальное местечко без людей, без фонарей и без камер.

Боря подошел к контейнеру, положил руки на край и выпустил когти. Спина изогнулась, шея и голени удлинились, колени, хрустнув, выгнулись назад. Из ботинок показались крупные копыта. Штаны из Финки тихонько трещали на нем, распираемые чудовищными ногами, но держались. Попружинил, разминая затекшие суставы. Принюхался. Вместо бледного лица зияла зубастая пасть и отсвечивали желтым две узкие щелки глаз. Черным питоном из пасти выполз мясистый язык с присосками снизу. Он извивался, обследуя мусорные пакеты, затем подцепил один, стремительно отправил в пасть и затолкал в глотку. Тухлые банановые шкурки, картонные коробки, полиэтилен, что-то твердое и холодное. Обрезки прогорклого сала. Боря часто думал, что мог бы достигнуть большего в жизни, если бы не постоянная нужда набивать Утробу. И все же – слава большим городам! Слава миллионам непрестанно гадящих людей! Слава темным углам!

За спиной раздался грохот, и с верхнего этажа заброшки с воплем выпал человек. С глухим ударом он приземлился на мокрый асфальт, кровь брызнула в стороны, как сок из разбитого арбуза. Боря резко развернулся, не успев от неожиданности натянуть личину. Его вымазанный в помоях язык, изумленно выгнутый у основания, концом стелился по земле и достигал почти двух метров.

Человек упал на спину, рубашка на толстом животе задралась, обнажив пупок. Лицо уцелело, и Боря, подойдя поближе, узнал в нем дурака. Неожиданно. И странно. Душа его от удара уже улетела к боженьке дураков, а тело… тело осталось. Груда жирного мяса.

– Ух, н-нашел и откушу, – прошептал Боря, потирая когтистые лапы и пытаясь себя раззадорить.

Злость на дурака уже испарилась. Аппетит почему-то не приходил. Совершенно не хотелось есть этот мешок с дерьмом. Как так? Есть ведь хотелось всегда.