25 трупов Страшной общаги

Ведьма уже стояла чуть в отдалении, глядя на девушку прищуренными глазками. В ее взгляде еще не было страха – только тупое непонимание и шок от быстрой метаморфозы. Она снова водила перед собой ладонью, как мим, ощупывающий невидимую преграду.

– Ты кто?.. – спросила она уже без прежней угрозы в голосе. – Кто ты?..

– А вот это… – Лисица хохотнула. – Очень правильный вопрос!

Она начала с малого. Стащила с головы шапку, оставив на месте уши. Толстуха отпрянула назад и скривила лицо, но не успела ничего сказать. Лиса позволила хвостам распахнуться огромным опахалом, не обращая внимания на то, как они задрали юбку.

– Кто я?! – рыкнула Кисунина, и глаза ее вспыхнули тусклым желтым светом.

Ведьма и ее компаньонка быстро переглянулись. Роли уже поменялись, да только они этого еще не поняли.

– Я – хули-цзин, великая соблазнительница!

София заворчала что-то возмущенно, но быстро умолкла под испепеляющим взглядом демоницы. Ведьма, начавшая смутно догадываться, что столкнулась с чем-то превышающим ее понимание, попыталась отступить обратно в кусты, но ноги ее больше не слушались. Поле боя стало полем игровым – и толстуха была не тем, кто двигает по нему фигуры.

– Я – кумихо, первородное Зло!

Кисунина развела руки в стороны, и на ее ладонях забилось голубоватое пламя. Бледные отсветы призрачного огня упали девушке-лисе на лицо, превращая его в белую маску зверя с черно-синими узорами.

Старуха решилась на последний отчаянный шаг. Бормоча заклинание, она поводила по своей груди ладонью, собирая с одежды черную жижу, и попыталась кинуть слизью в Василису, но не смогла – маслянисто блестящий комок намертво прилип к коже. Ведьма завыла.

– Я – кицунэ, посланница Инари-сама!

По хвостам пробежали искры. Пространство вокруг исказилось. Разом лопнули все фонари, погружая парк в непроглядную тьму. Взвыл иерихонской трубой ветер, обрушился ледяными плетьми на ведьму и Софию. Деревья пустились в пляс. На шершавых стволах проступили суровые лики, неодобрительно глядящие на колдунью.

– Я – Тевмесская лисица, разорительница Фив!

Василиса свела ладони вместе. Голубые огни столкнулись, рассыпав снопы искр. Длинные языки пламени рванулись в разные стороны, чтобы спрятаться между деревьями и превратиться в бледно сияющие блуждающие огни. Безлюдный парк окончательно превратился в место, не принадлежащее человеческому миру.

– Я грызла кости на глазах у Суибна Безумного!

Кисунина преодолела расстояние, отделявшее ее от старухи, кажется, одним неимоверно быстрым шагом – глаз не смог бы уследить за ее движениями. Ведьма, совсем недавно воплощавшая собой грозную, опасную и древнюю силу, стала вдруг маленькой и жалкой. Комок старых дурнопахнущих тряпок, а не человек. Но Василису было не провести. Демоница наклонилась, чтобы ее глаза оказались аккурат напротив глаз ведьмы, и произнесла уже совсем другим голосом, тихо и почти интимно:

– Я – Лиса Патрикеевна!

Сложенные мордочкой пальцы коснулись старухиного лба легко, будто поцеловали. Единственная крохотная искорка проскочила между ними и кожей бабки – и взвилось бешено ревущее пламя, превращая колдунью в живой факел. Дрянь, в которую ведьма завернулась, словно в кокон, сгорала. Огонь пылал и у нее внутри, красные языки вырывались изо рта, ноздрей и глаз. Горело само ее естество – и этого, в отличие от пылающей одежды, не могла различить голосящая рядом София.

Вскоре все стихло. Опало пламя, оставляя после себя лишь слабый запах озона, дыма и гнили. Спрятались под легкую ткань белоснежные хвосты Василисы. Прекратили потустороннюю пляску между деревьями блуждающие огни, да и сами деревья стали обычными, готовящимися к долгой зимней спячке растениями.

Лишившаяся наросшей за годы брони ведьма лежала на боку, скорчившись и обхватив руками плечи. Совершенно не опасная. Не грозная. Не несущая в себе древней злой мудрости. Просто старуха, беспомощная и хрупкая, как и любое человеческое существо. София подскочила к ней, упала на колени, запоздало прикрыла своим телом.

– Не убивай! – взвыла она. – Пощади! Чудовище!

Покачав головой, Василиса подняла с земли шапку, нацепила на голову. Куртку, так и валявшуюся на газоне, только брезгливо пошевелила носком ботинка.

– Я еще и чудовище… – вздохнула лисица и бросила самую страшную угрозу: – А в рассказ я вас не включу!

Василиса пошла, неторопливо ступая, к выходу из парка. Фонари у нее за спиной горели ровно и ярко, заставляя радостно искриться первые в этом году ранние снежинки.

* * *

Рома заявился уже после рассвета. Василиса сидела, сосредоточенно стуча пальцами по клавиатуре, но при его появлении подняла голову и выглянула в окно. Парень стоял возле такси, то заглядывая в небольшую книгу, хорошо знакомую лисе, то спрашивая о чем-то водителя. Таксист, пожилой мужчина южных кровей, сперва отвечал, недоуменно глядя на пассажира, потом нетерпеливо махнул рукой и уехал.