244d76c650384272b90cd5a2c5aa27e5

- Вот, что значит дом Сойки! Мой дом первым разнесли, а тут всего одна дыра в потолке! - пожаловался Эбернети, зайдя в спальню, где решила остановится Эффи. Он прошел в конец комнаты, присаживаясь на узкую кровать, бросая на комод наушники капитолийки, которые та забыла в поезде, на небольшой комод у противоположной стены.

- Здесь будет холодно ночью. Уверенна, что хочешь остаться тут?

- Да. Мне нравится, - она села с другой стороны кровати. - Хеймитч, расскажи о ней…

- О ней? - Хеймитч улыбнулся, но по-особенному, по-доброму. - Она себе на уме девица и никто ей не указ. Здесь появляется только, если ей что-нибудь от меня нужно. Засранка, я ведь жизнь ей спас, могла бы быть чуть благодарнее. Я видел её частенько, но познакомились мы на Играх… Сразу не понравилась мне…

Эбернети запнулся, наверняка, подумав о том, что было бы глупым рассказывать про Игры, но Тринкет натянуто улыбнулась, почти требуя продолжения. Ему вдруг показалось, что проблемы прошлых дней, по сравнению с насущными бедами не такие важные. Но он продолжил, иногда бросая взгляды на капитолийку.

Эффи сидела слегка раскачивалась взад-вперед, обхватив себя за локти, устремив взгляд в пролом в крыше, через который виднелись звезды - яркие, как рождественские огни. Она почти не слушала рассказ Эбернети.

Она надеялась, что Октавия и Цезарь тоже видят звезды в этот момент.

***

Утром она проснулась в его объятьях. Вспоминая вечер, девушка поняла, что не заметила, как уснула. А через несколько часов проснулась от дикого холода осенней ночи.

Эбернети сказал, что стук её зубов может разбудить весь Дистрикт, и укрыв старым одеялом, прижал к себе, отдавая часть тепла.

Её телефон вибрировал, тем самым возвращая Эффи в реальность. Выбираться из объятий Эбернети совсем не хотелось, но звонивший отчаянно не хотел сдаваться, и ей все же пришлось выскользнуть из дома.

- Тринкет? Во славу Панема, это ты? Сейчас, пару секунд…

Голос Фликермана можно было бы назвать обеспокоенным, но это всего лишь помехи в трубке. На самом деле, он почти в панике. Мужчина выскочил из одного угла своей студии в другой, намереваясь найти уголок потише. У него сегодня запись шоу, насколько помнила Эффи. На фоне взволнованного голоса, звучала заставка передачи, а ещё крики гримеров, сценаристов и операторов, требующих внимания Цезаря. Эффи представила, как ведущий отмахивается от них, как от мух и мчится к выходу. Она слышит, как хлопает дверь и как Фликерман тяжело выдыхает.

- Привет, - наконец шепчет она в трубку, улыбаясь. Её голос слегка хриплый, и от этого Цезарь беспокоится ещё больше.

- Куда ты исчезла? С тобой всё в порядке? Октавия тоже волнуется. Где ты?

- Всё хорошо, я с Хеймитчем, - она закусила губу, чтобы случайно не спросить “ты же помнишь Хеймитча?”. Присев на скамейку, девушка смотрела на открывшийся вид разваленного Двенадцатого.

- Он не… Не обижает тебя?

- Нет, Боже, Цезарь. Мы уехали на время, пока всё не утрясётся. Дома сейчас слишком опасно для меня. Я не думаю, что задержусь тут надолго.

- Значит, всё в порядке? - интересуется он, но уже без беспокойства в голосе.

- Да.

- Я так и знал, Эффи. Только прошу, не пропадай там надолго, ладно?

- Всё хорошо? Как Тави?

- Я не справляюсь, наверное. Ты нужна здесь.

- Что случилось, милый?

- Просто, ты единственная, кто согласится выслушивать это дерьмо, о котором я сейчас молчу. Так ведь всегда было, ещё до появления такой херни как “мёртвое сознание”.

- Правда? - с улыбкой переспрашивает она.

- Конечно. Мы звонили друг дружке и обсуждали всё, что с нами случалось в течении дня. Как дети. Всегда втроём, всегда ночью. Соседям иногда приходилось несладко.

Эффи смеётся, так, что мышцы лица сводит. Она говорит что-то вроде - жалко, что я не помню. А потом они молчат.

Эбернети проснулся в полупустой постели. Едва продрав глаза, снова тянется к карману куртки, где спокойно покоятся сигареты в смятой пачки, и выудив одну, закуривает.

Ему снилось она. Как и обычно. Во сне она спросила его, что он чувствует к ней. И он рассмеялся, а она заплакала. Он хотел, чтобы она наконец заплакала, чтобы вместе со слезами вытекли все её проблемы. Чтобы ей стало легче.

Да, это неискренний смех, дура. Да, я люблю тебя.

Он поперхнулся дымом от собственной мысли. Ненависть тоже любовь. Не так ли?

Заметив отсутствие Тринкет, он нехотя вышел из дома и осмотрел Деревню. То, что от нее осталось. Оказывается, не так много времени понадобилось, чтобы снова привыкнуть к этому месту.

Он нашел её на заднем дворе. Девушка задумчиво бросала птицам чёрствый хлеб, который видимо нашла на кухне. Ещё вчера он заприметил его, чтобы накормить своих гусей, но Тринкет опередила его. И сейчас они окружили девушку, благодарно гогоча.

- Скоро приедут Мелларки и Джоанна. Ты ещё не хочешь убраться отсюда?

- Нет, - она обхватила его руку своими, и опустила голову на плечо. - Всё в порядке.