_2020_10_28_03_57_12_770

ниеносного легиона…». И тут же все это становится зримым: «..заносило дымком в колон-

наду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что

кашевары в кентуриях начали готовить обед…». Вместе с автором мы, подобно незримому

Воланду, попадаем во дворец, где происходит допрос арестованного по доносу Иуды Иешуа

Га-Ноцри: «…и поставили перед прокуратором человека лет двадцати семи. Этот человек был

одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с

ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной». У него «обезображенное побоями лицо».

Сандалии его «стоптаны». Таллифа на нем нет, только рубаха – хитон. Любая подробность

для писателя наполнена точным, конкретным смыслом: запах роз, головная боль прокуратора, одежда Иешуа. Один единственный разговор-допрос объясняет все происходящее с отчётли-

востью неимоверной: «– А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «доб-

рые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?

– Всех, – ответил арестант, – злых людей нет на свете». Нет нужды гадать, что произой-

дёт с Иешуа. Первосвященник требует смертной казни именно для «философа с его мирной

проповедью», не смотря на заступничество Пилата. Пророчески звучит угроза прокуратора:

«Вспомни моё слово, первосвященник. Увидишь ты не одну когорту в Ершалаиме, нет!»

Казнь состоялась. Многочасовое ожидание смерти, избавления от мук. Единственный

друг – Левий Матвей. Вместе с ним мы под палящим солнцем ждём чуда избавления – смерти.

Смерть приходит вместе с грозой, когда «тьма накрыла ненавидимый прокуратором город».

У ног Пилата лужа пролитого вина. Густого красного вина, так похожего на кровь. Эта

лужа останется с ним навсегда в его фантастическом двухтысячелетнем сне среди скал: «У ног

сидящего валяются черепки разбитого кувшина и простирается невысыхающая черно-красная

лужа». Ненавистное бессмертие, совесть, отягчённую сознанием непоправимо содеянного, суд

и возмездие в самом себе у Булгакова несёт Пилат.

Больше ничего не нужно. Засаленная шапочка с жёлтой, вышитой Ее руками буквой М,

и надежда, что Она его забыла.

153

И. В. Щеглова, Е. Князева, Е. Степанцева. «Пишем роман. Основы писательского мастерства. Очерки и размыш-

ления»

Нет, не забыла! Маргарита идёт к неизвестному иностранцу, голой представляет на балу

его хозяйку, где толпы убийц и висельников целуют ее колено. За одну робкую надежду, за одно

единственное желание. Но она отдаёт и это последнее женщине, задушившей своего ребёнка.

«Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас.

Сами предложат и сами все дадут».

« – Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего любовника, мастера».

В романе яростью своей наступательной любви Маргарита противопоставлена Мастеру.

Яростную эту любовь, или яростную страсть (?) она сама сравнивает с яростной преданностью

Левия Матвея, но Левий фанатичен, страсть же Маргариты сродни страданию. Маргарита про-

тивопоставлена воину и полководцу Пилату своим бесстрашием или своим отчаянием? И без-

защитной, и могущественной своей человечностью – всесильному Воланду?

Вот он – твой мастер, Маргарита. Но вам уже нет места в этом мире. За вас просил бедный

философ Иешуа. Вы не заслужили света, вы заслужили покой.

Но почему же все-таки не свет? Да потому, должно быть, что Булгаков, поставивший в

своём романе подвиг творчества так высоко, что Мастер на равных разговаривает с Князем

тьмы, так высоко, что о вечной награде для него просит Иешуа, так высоко, что вообще воз-

никает речь о вечной награде ( ведь для Берлиоза, Латунского и прочих вечности нет, и ни

ада, ни рая не будет), Булгаков все-таки ставит подвиг творчества не так высоко, как распятие

Иешуа Га-Ноцри.

Что мы знаем? Что мы можем знать о вымысле и правде, если мы не знаем истины? Мы

забыли ее за суетой. М. А. Булгаков просто напомнил нам, кто мы и откуда.

Можно спорить, можно смеяться, можно называть роман сатирой. Можно много ещё

чего говорить. Неизменным остаётся одно: влияние произведения на поколения людей, иду-

щих следом. Ах, Михаил Афанасьевич, как вы все угадали!

Последняя ночь, последний полет над землёй. И опять гроза. Ночь, когда отдаются

последние долги.

Ночь, когда спадают маски. Уходит по лунной дороге вместе с Иешуа прощённый Пилат,

и прощение ему приносит Мастер.

«Волшебные черные кони и те утомились и несли своих всадников медленно, и неиз-

бежная ночь стала их догонять… Ночь начала закрывать черным платком леса и луга, ночь

зажигала печальные огонёчки где-то далеко внизу, теперь уже неинтересные и ненужные ни

Маргарите, ни Мастеру, чужие огоньки…»

«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное

Блаженны плачущие, ибо они утешатся

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят»(Ев. от Матф. Гл.5 ст.3-8)

Ходим, ходим мы на Патриаршьи и ждём, подобно профессору истории Ивану Поныреву,