_201.DOCX

...вы с Леной подаетесь в Киев, и я безумно завидую. Правильно ли понял из твоего письма, что после гастролей остаетесь (остаешься?) в Киеве на кинофабрике для съемок в каком-то фильме? И ты словом не обмолвился – в каком. И что ты будешь в нем делать? Если я правильно тебя понял, это вопрос решенный. Напиши хоть, кто оператор и режиссер.

...Разыщи на Фабрике моего большого друга, оператора Даню Демуцкого, передай привет и скажи: как только приеду в Киев – объявлюсь. Они с Довженко работали несколько лет (вспомни «Землю»), были, как братья. Жаль, разошлись. А потом Даня уехал надолго. Далеко. В войну, в первые дни ташкентской эвакуации, мы всей семьей (втроем!) жили у них в такой крошечной комнатке, что всем вместе, даже стоя, трудно было поместиться.

А на стене висело узбекское сюзанэ с пятью кругами, и Даня говорил, что хоть живем мы в тесноте, но зато каждому по солнцу в солнечном Узбекистане.

У меня остался небольшой рисунок от той поры, все собираюсь передать. Если увидишь его (и Валю, Валентину Михайловну – она прелестная женщина и преданный человек), скажи, что должны мы свидеться, я очень хочу их повидать. Если, Бог даст, благополучно доберусь домой...

(Подмосковье, санаторий «Пески», 46 г.)

(Николай Павлович Яновский – актер театра им. Вахтангова. Елена Павлова – его жена, актриса. Друзья дома. – А.Л.)

Помню этот рисунок, сделанный моим отцом в Ташкенте. Он всегда висел над столом Даниила Порфирьевича – дяди Дани.

Голова его в наклоне: он всегда что-то мастерит-обтачивает. Это «что-то» называется монокль. Этим объективом снимал удивительные вещи – удивительные по мягкости и благородству передачи.

Я не могла поверить – оптика, объектив – и вдруг такие бытовые, обыкновенные помощники, как наждак, пилочка…

И тем не менее, именно их я видела в руках дяди Дани и на его столе. Но, честно говоря, не они меня интересовали, и не круглые, выпуклые, как рыбий глаз, стекла. Над столом висел темножелтого цвета пористый картон – видимо, от обувной коробки. А на картоне жутким, корявым почерком выведено:

1. Чайковский. «Ромеина жилетка»

2. Вивальди. «Пресно-приснисьему»

3. Мясковский. «Винигретто».

Запомнила дословно.

Дядя Даня говорил, что этот список пластинок он «увел» из сельмага и что он часто привозил подобные списки из экспедиций. Что в сельмагах бывал охотно не только потому, что там хлеб и другую еду продают, а потому что пластинки стоят там копейки – все давно уценены – и выбор намного разнообразнее, чем в столичном универмаге.

Ну, и списки – особый интерес…

У Даниила Порфирьевича была уникальная по тем временам фонотека, которую он собирал много лет с большим пониманием и вкусом. Недаром был он сыном музыканта. А рядом с сельмаговским списком, на книжной полке, объявление:

«Хватит! Больше никому книг не даю!»

И не давал.

Иногда сельмаговский документ сменялся другим, подобным.

Но теперь-то я уж знаю: умел он шутить, да так, что никак не заподозришь его в подвохе. Говорил же, объяснял много лет подряд, что украл параллакс и перфорацию. И, кажется, не одну. Признавался в каком-то учреждении, куда его вызывали и допрашивали.

Сослали его в Ташкент как украинского националиста. Почему и за что – думать бесполезно. Припомнили, конечно, что и отец его, Порфирий Демуцкий, хоть и был известным фольклористом и даже имя его значилось в энциклопедическом справочнике, был непомерен в любви своей к украинской музыке. Но с ним разобрались. С ним уже покончено.

А вот Даниил Порфирьевич пусть поживет вдалеке от Украины. В Узбекистане. Там его держали на контроле, вызывали «куда надо», вопросы задавали, что он такое сделал-навредил.

Он и отвечал.